Меня зовут Ольга Сергеевна. И я у самого предела. Не от усталости — давно научилась жить без сна, пряча слёзы. Не от одиночества — мужа не стало пять лет назад, и с тех пор в нашем доме не звучал мужской голос, кроме голосов моих сыновей. Но сейчас мне страшно: рушится последнее, что я с таким трудом сохранила.
Мой старший, Денис, студент. Ему всего двадцать, учится на первом курсе института. Младший, Серёжа, пошёл во второй класс. Втроём мы ютимся в маленькой двушке. Если это можно назвать жизнью — скорее, выживанием. Всё на мне: школа, учёба, быт, счета. С утра до ночи работаю — днём в конторе, вечером подрабатываю, в выходные — стирка и уборка. Только бабушка с дедушкой помогают, да и то копейками, пенсия у них мизерная. Каждая трата — как нож по сердцу, каждая новая пара ботинок — испытание.
Денис стал чужим. Заперся в своей комнате, повесил замок. Выходит только поесть. Ни разу не помыл тарелку, не пропылесосил. На замечания огрызается, на просьбы смотрит, будто я ему не мать, а назойливая соседка.
Но хуже всего было, когда он однажды заявил:
— Мам, я женюсь. И жить мы будем здесь.
Сперва я даже не поняла. Подумала — шутит. Потом увидела его лицо и осознала — нет. Он серьёзен. Всё решил без меня.
— Ты в своём уме? — только и выдавила. — У тебя ни гроша за душой, работы нет! Где ты жить собрался? Где Кате спать? Где нам с Серёжей?
А он стоял, как стена. Холодный, чужой.
— У меня есть комната. Хватит.
— Я не разрешаю!
— Ты не имеешь права. Я совершеннолетний. Женюсь, когда захочу.
Той ночью я рыдала так, как не рыдала даже на похоронах мужа. Потому что это была другая боль — предательская. Я отдала ему всё, а он даже не спросил: «Мама, как ты?»
Через пару дней в его комнате щёлкнул замок. А потом он привёл Катю — ту, с которой решил строить семью. Я взглянула на неё — милая, но растерянная. Такая же, как он — безответственная, ветреная.
— Я вас кормить не буду, Денис! — выкрикнула я в отчаянии. — У меня нет денег! Мы с Серёжей и так спим на одном диване!
— Не надо, — ответил он равнодушно. — У деда возьмём. А Катю её родители поддержат.
Я не выдержала. Позвонила её родителям. И знаете что? Они и не знали ни о свадьбе, ни о совместной жизни. Примчались в тот же вечер, увели Катю. А она кричала, что я сломала ей жизнь. Через три дня вернулась. С чемоданом. И осталась.
Теперь они живут у нас. Питаются отдельно — не знаю, на какие деньги. Может, дед даёт. Может, она что-то продаёт. Страшно даже думать. Я больше не лезу. Нет сил.
Мы с Серёжей по-прежнему на одном диване. Сын с «женой» — за закрытой дверью. Иногда я сижу на кухне и думаю: неужели я потеряла своего Дениса? Где тот мальчик, который дарил мне одуванчики и кричал: «Мамочка, ты самая лучшая»?
По вечерам я слышу их смех из-за двери. А мне хочется плакать. Потому что это не радость. Это издевательство.
Что делать? Выгнать? Но как? Это же мой сын. Мой. И в то же время — чужой.
Не знаю, сколько ещё выдержу. Но каждый вечер я засыпаю с одной мыслью: «Господи, пусть это всего лишь дурной сон…»
Жизнь научила меня: даже самые близкие люди однажды могут стать чужими. Но материнское сердце не может просто разлюбить — оно продолжает верить, что где-то там, внутри, всё ещё живёт тот ребёнок, которому ты когда-то пела колыбельные.
