«А для чего тебе ещё жить?» — спросила дочь. И тут я осознала: для себя самой.
Антонина Игнатьевна шла неспеша, будто боялась нарушить тишину этого ясного вечера. Ей нравилось бродить здесь — на окраине Сергиева Посада, где среди многоэтажек ещё прятались старые деревянные домики. В этих покосившихся избах было что-то родное, тёплое, настоящее. Особенно ей полюбился один — двухэтажный, с резными ставнями и ухоженным палисадником. Нередко она воображала, как живёт в нём: печёт пироги, пьёт чай на крылечке. Но её реальность была куда скромнее — маленькая однушка на пятом этаже, без балкона, без души.
— Добрый вечер! — раздался за её спиной мужской голос. Антонина обернулась и встретила взгляд высокого седовласого мужчины с добрыми глазами.
— Добрый вечер, — ответила она слегка смущённо. — Часто гуляю здесь и любуюсь вашим домом. Он просто чудо.
— Родительский. Я сам живу неподалёку, в хрущёвке. Захожу проведать, пока живы.
Он представился — Семён Григорьевич. Оказалось, они почти соседи. Позже Антонина услышала о нём от своей болтливой соседки, тёти Паши.
— Холостой он. Присмотрись, Тоня. Мужчина видный. А тебе одной тяжело.
— Да что вы! — засмеялась Антонина. — Куда уж мне? Да и кто на такую посмотрит?
— Ты просто забыла о себе. Подправь малую толику — и засветишься, как в молодости. Главное — захотеть.
Антонина замолчала. Было больно, будто тронули старую рану. Она смотрела в зеркало, но видела не женщину — лишь усталую тень. Вся её жизнь последние годы крутилась вокруг дочери и внука. Готовка, уборка, деньги с пенсии — всё им. Себя она давно вычеркнула.
Со Семёном они иногда сталкивались. Однажды он попросил занести лекарства родителям — очень торопился. Антонина согласилась, и с тех пор стала частой гостьей у Марии Фёдоровны и Григория Петровича. В их доме царили покой и тепло, пахло вареньем и ладаном.
Но приходила она не только ради них. Антонина теперь чаще выбиралась на прогулку, надеясь встретить Семёна. И если не встречала — возвращалась с тихой грустью.
Однажды, разглядывая с дочерью старые фото, она увидела себя со стороны. Уставшее лицо, тусклые волосы, сгорбленные плечи. После этого стала избегать случайных встреч со Семёном. Стыдно было — за себя, за годы, потраченные впустую.
На следующий день она записалась в парикмахерскую. Мастер, человек с душой, не только подобрал ей стрижку, но и вернул веру в себя. С новыми волосами, с лёгким макияжем, Антонина будто сбросила десять лет. В зеркале наконец увидела женщину — живую, красивую, достойную счастья.
Когда она пришла к дочери, та едва взглянула.
— Неплохо, — бросила та, не отрываясь от телефона. — Посиди с Сашкой, мне надо бежать.
Зато тётя Паша ахнула:
— Вот это перемена! Пойдём в баню, я тебя сведу. И веник подарю!
Антонина загорелась. Но нужно было поговорить с дочерью: теперь она не сможет сидеть с внуком так часто.
— Мам, а кто с ребёнком будет? Да и денег нет. Нам же новый телевизор нужен!
— Значит, сами разберётесь, — твёрдо сказала Антонина. — Я устала жить только для вас. Я тоже хочу пожить для себя.
— А для чего ещё тебе жить? — искренне удивилась дочь.
— Для себя, — тихо, но твёрдо ответила Антонина. — Не для щей и пелёнок. Не для чужих нужд. А для своей жизни. Я не кухарка. И не обязана быть жертвой.
С тех пор всё изменилось. Антонина перестала позволять дочери командовать собой. Помогала — но когда хотела, а не по первому зову. Купила новое платье, туфли, сумочку. Стала ухоженной. И главное — счастливой.
Но Семён не появлялся. И вот однажды, у подъезда — он. Антонина замерла.
— Здравствуйте… Всё в порядке? — выдохнула она.
Он пригляделся и вдруг улыбнулся:
— Здравствуйте! Чуть не узнал… Вы преобразились. Завтра иду к родителям. Составите компанию?
— С радостью, — ответила Антонина, и в голосе её звенела надежда.
А как вы думаете — сможет ли она наконец стать по-настоящему счастливой?
