— А для чего тебе ещё жить? — спросила дочь. И тут я осознала: для себя самой.
Анна Петровна шла неспешно, словно боялась нарушить тишину этого ясного вечера. Ей нравилось гулять здесь — на окраине Коломны, где среди серых многоэтажек ещё прятались старые деревянные домики. В них чувствовалось что-то родное, уютное, настоящее. Особенно один — двухэтажный, с резными ставками и ухоженным палисадником. Анна часто представляла, как живёт в нём: печёт ватрушки, пьёт чай на крылечке. Но её реальность была куда скромнее — маленькая однушка на пятом этаже, без балкона, без тепла.
— Добрый вечер! — раздался за её спиной мужской голос. Анна обернулась и увидела мужчину лет шестидесяти, крепкого, с приветливой улыбкой.
— Добрый вечер, — ответила она слегка смущённо. — Часто прохожу мимо и любуюсь вашим домом. Он просто чудо.
— Родителей. Я сам живу в соседней хрущёвке. Захожу проведать, пока живы.
Так она познакомилась с Виктором. Оказалось, они почти соседи. Позже соседка тётя Люба, любившая посплетничать, рассказала Анне про него:
— Холостяк, между прочим. Присмотрись, Ань. Мужчина видный. А тебе одной не порядок.
— Да бросьте! — отмахнулась Анна. — Куда уж мне? Да и кто на такую посмотрит?
— Ты просто себя запустила. Подбери причёску, платье новое — и засияешь, как в молодости. Главное — захотеть.
Анна замолчала. Эти слова больно задели, будто тронули старую рану. Она смотрела в зеркало, но видела не женщину — лишь тень себя прежней. Последние десять лет вся её жизнь крутилась вокруг дочери и внука: уход, стирка, борщи, деньги с пенсии — всё им. Себя она давно вычеркнула из уравнения.
С Виктором они теперь иногда встречались. Как-то он попросил отнести лекарства его пожилым родителям — сам не успевал. Анна согласилась и с тех пор стала заходить к Галине Ивановне и Ивановне и Николаю Семёновичу. В их доме было светло и уютно, пахло малиновым вареньем и воском от свечек в красном углу.
С ними было легко. Но Анна теперь чаще шла этой дорогой не только ради них. Она надеялась встретить Виктора. И если не встречала — возвращалась с тихой грустью.
Однажды, разглядывая с дочерью старые фото, Анна увидела себя со стороны: усталое лицо, тусклые волосы, сгорбленные плечи. После этого она стала избегать случайных встреч с Виктором. Ей было стыдно — за себя, за годы, прожитые в забытьи.
На следующий день она записалась в парикмахерскую. Мастер оказался чутким человеком: не только подобрал ей стрижку, но и вселил уверенность. С новыми волосами, с лёгким тональным кремом, Анна будто сбросила десять лет. В зеркале она наконец увидела женщину — живую, привлекательную, достойную счастья.
Когда она пришла к дочери — та едва заметила перемены.
— Нормально, — бросила та, не отрываясь от телефона. — Посиди с Васей, я в магазин.
Но тётя Люба ахнула:
— Вот это да! Пойдём в бассейн, я тебя запишу. И купальник у меня запасной есть.
Анне захотелось согласиться. Но нужно было поговорить с дочерью: занятия означали, что она больше не сможет быть у них каждый день.
— Мам, а кто с Васей сидеть будет? Да и денег нет. Нам же новый телефон нужен!
— Значит, сами и посидите, — спокойно ответила Анна. — Я устала жить только для вас. Я тоже человек. Я тоже хочу пожить для себя.
— А для чего ещё тебе жить? — искренне удивилась дочь.
— Для себя, — тихо, но твёрдо сказала Анна. — Не для борщей и пелёнок. Не для чужих нужд. А для своей жизни. Я не прислуга. И не обязана жертвовать собой.
С этого дня всё изменилось. Анна больше не позволяла дочери садиться себе на шею. Она помогала — но когда могла и хотела, а не по первому требованию. Купила новое платье, туфли, сумочку. Стала ухоженной. И главное — уверенной.
Но Виктора не было видно. И вот однажды она встретила его у подъезда. Анна замерла.
— Здравствуйте… Всё в порядке? — выдохнула она.
Он внимательно посмотрел — и вдруг улыбнулся:
— Здравствуйте! Я вас сразу не узнал… Вы будто помолодели. Я завтра к родителям. Пойдёте со мной?
— С удовольствием, — ответила Анна, и в её голосе зазвучала надежда.
А вы как думаете — сможет ли человек обрести счастье, если наконец позволит себе жить не только для других?
