Меня зовут Тамара, мне 58 лет, живу в Нижнем Новгороде. Всю жизнь стремилась быть хорошей матерью — терпеливой, заботливой, любящей. Сына, Витю, родила в 36 лет. Это был ребёнок, о котором мы с мужем мечтали долгие годы. Сколько было слёз, разочарований, пока на тесте не появились заветные полоски. Витя стал для нас чудом, светом в окошке.
Когда он родился, мы с мужем — Геннадием — будто задышали заново. Дарили ему всю свою любовь, внимание. Его баловали не только мы, но и бабушки с дедушками. Да, возможно, перестарались. Воспитатели в садике говорили, что слишком его разбаловали, — мы кивали, но ничего не меняли. Вырос он хоть и своенравным, но добрым.
В школе учился неважно. После девятого класса пошёл в колледж — о вузе и речи не шло. А на последнем курсе случилось горе: Геннадия не стало. Болезнь забрала его быстро и мучительно. Осталась я одна с сыном и престарелой мамой, которая жила с нами и помогала растить Витю.
Втроём ютились в двушке. Жили скромно, но дружно. Витя подрабатывал, денег было немного, но хоть какие-то. А потом… всё пошло под откос. Два месяца назад он привёл в дом Людку.
Это не девушка — это бедствие. Не про внешность, конечно, но у неё волосы, как радуга, кольцо в брови, руки — сплошные татухи, а одежда — будто из помойки, да ещё и мала на два размера. Сперва думала — ну, погостит и уйдёт. Ан нет, осталась. И с тех пор в доме — настоящий бардак.
Людка ведёт себя, как полноправная хозяйка. Тянет еду из холодильника, таскает своих подружек — хохочущих, развязных. Орут, хохочут, ванну на полчаса занимают. И главное — сама НИЧЕГО не делает! Не готовит, не убирает, не работает. Сидит, уткнувшись в телефон.
Попыталась поговорить с Витей. А он мне:
— Мы с Людкой скоро распишемся. Она уже моя жена.
На какие шиши, спрашивается?! Витя получает сорок тысяч. Всё улетает на «прикид», гаджеты, кафе. А Людка даже не пытается устроиться. Когда намекнула, что вчетвером в двушке — тесно, что пора бы съезжать, Витя взорвался:
— Мам, ты же знаешь, денег нет!
Людка закатила истерику — с рыданиями, для вида. Хочешь — смейся, хочешь — плачь. Объяснила спокойно:
— Вы живёте за мой счёт. Я оплачиваю квартплату, продукты. А ты, Витя, тратишь зарплату, как мальчишка. Это несправедливо.
Он вроде согласился. Пообещал найти работу получше и съехать. Я поверила. Но прошёл месяц — ноль изменений. Людка по-прежнему сидит на шее. Витя приносит еду — только себе. А мы с мамой доедаем объедки.
Терпение уже на пределе. Людка даже тарелку за собой не уберёт. Ни стыда, ни совести. Не выдержала, снова завела разговор:
— Вам уже под тридцать. Где ваша самостоятельность? Почему я, старуха, должна вас кормить?
Витя молчит. Людка делает вид, что её это не касается. Мама, которой уже 84, шепчет по вечерам:
— Томочка, так жить нельзя. Надо что-то делать.
Но как сказать сыну — уходи? Как выставить за дверь родного ребёнка? А если внуки появятся — им тоже в моей спальне место искать?
Зашла в тупик. Сердце ноет от обиды, бессилия. Неужели ради этого я растила, боролась, жила? Страшно — ведь я теряю сына. А пока Людка тут главная, теряю и покой.
Что бы вы сделали на моём месте?
