Один тревожный вечер с Аришей
Мы с Игорем и нашей дочкой Аришей возвращались домой после визита к его сестре. Вечер стоял теплый, но у меня, Ольги, на душе было неспокойно. Наша четырехлетняя Аришка весь вечер вела себя странно. Обычно она неугомонная — смеётся, бегает, а тут сидела тихо, почти ничего не ела и смотрела в пол. Я старалась не зацикливаться, но сердце матери не обманешь — явно что-то было не так, только вот что?
С Игорем мы женаты семь лет, и Ариша — наше счастье. Она у нас бойкая, любознательная, глаза горят. Гостить у его сестры Наташи — наша добрая традиция. Наташа души не чает в племяннице, всегда печёт её любимые ватрушки, а её сыновья, наши племянники, носятся с Аришей, как с феей. Но в этот раз всё было иначе. Девочка не хотела играть, отказалась от сладкого, над которым обычно дрожит, и даже не улыбнулась шуткам тёти. Я заметила это за столом, но решила не придавать значения — мало ли, устала?
В машине по дороге домой я не выдержала и шепнула Игорю: «Ваня, ты видел, какая Ариша сегодня? Будто не она». Он только плечами пожал: «Оля, может, перегуляла? Дети ведь — то воробышки, то ворчуны». Но я видела, что и ему не по себе. Ариша сидела сзади, прижимая к себе старого плюшевого мишку, и молчала. Я погладила её по волосам: «Аришенька, что случилось, родная?» Она только мотнула головой и уткнулась в окно. Сердце моё словно камень стал.
Весь вечер у Наташи я ломала голову: что могло её расстроить? Мальчишки обидели? Да нет, играли, как всегда. Может, что-то услышала? Наташа жаловалась на работу, но говорили тихо. Или съела что-то не то? Перебрала в уме все блюда: окрошку, котлеты, ватрушки… Всё свежее, сама пробовала. Так в чём дело?
Дома уложила Аришу спать, но она долго ворочалась. Я сидела рядом, напевая «Спят усталые игрушки», и чувствовала, как горло сжимается. Интуиция шептала: что-то неладно. Когда она наконец уснула, я вышла к Игорю, который смотрел футбол. «Ваня, — сказала я, — завтра к врачу. Она не в себе». Он вздохнул: «Оль, да ладно, может, просто не выспалась?» Но в его глазах читалась та же тревога.
Я пыталась уснуть, но мысли не отпускали. А вдруг это не просто каприз? Может, заболела? Пару месяцев назад у неё была температура, но тогда она просто вялая была, а не такая замкнутая. Или в садике что-то случилось? Она его обожает, но вдруг… Стала вспоминать последние дни. Вчера ещё рисовала мне цветы, смеялась, а сегодня — будто подменили.
Утром я решила поговорить напрямую. Ариша проснулась чуть живее, но улыбки не было. Я обняла её: «Родная, скажи маме, что тебя гложет?» Она помолчала и прошептала: «Мама, а вы с папой не будете ругаться, как тётя Наташа?» У меня похолодело. Наташа? Мы с Игорем при Арише не ссоримся, но вчера сестра громко разговаривала по телефону с мужем. Неужели она это услышала?
Я прижала её крепче: «Крошка, мы с папой тебя любим и не будем ссориться. Тётя Наташа просто расстроилась, у всех бывает». Ариша кивнула, но глаза были полны сомнений. Поговорили с Игорем — решили, что надо осторожнее с разговорами при ней. «Оль, — сказал он, — она у нас чуткая. Надо больше разговаривать». Я согласилась, но внутри всё равно скрывался холодок.
Теперь я за ней слежу, как коршун. Решили больше времени уделять играм и разговорам о чувствах. Позвонила Наташе, та ахнула: «Оля, я и не думала, что она услышит!» Я не сержусь, но теперь знаю: дети — как губка. Ариша понемногу отходит, вчера даже засмеялась, когда Игорь катал её на спине. Но тревога во мне не утихает. Быть матерью — значит вечно переживать. Но ради её смеха я готова на всё.
