Тишина, которая оживает
Светлана застыла у окна, разглядывая мокрые улицы Нижнего Новгорода. «Нам стоит пожить отдельно» — фраза её мужа Дмитрия звенела в голове, будто отдалённые раскаты грома. На подоконнике стояла остывшая кружка с мятным чаем — уже третья за вечер. Привычка заваривать чай, когда на душе тяжело.
«Давай разъедемся на время» — бросил он так спокойно, будто обсуждал расписание автобусов или счёт за коммуналку. Так же буднично, как обычно говорил: «Суп пересолен» или «Опять разбросала журналы».
В гостиной гудел древний кондиционер, купленный ещё в первый год их свадьбы. Тогда они спорили в магазине — она хотела компактный, а он выбрал «солидную модель». Теперь он просто шумел, монотонно и скучно, как их совместные дни. Светлана поправила воротник своей бежевой кофты — такой же невзрачной, как половина её гардероба.
Тринадцать лет. Утренний кофе для него — ровно в семь утра, без сахара, с долькой лимона. Рубашки — отглаженные стрелочками. Галстуки — разложенные по цветам. Плов — по четвергам, потому что «так заведено».
Она вспомнила их первую встречу на дне рождения у общих друзей. Он подошёл, улыбнулся: «Девушка в синем платье, можно пригласить?» Тогда она ещё носила яркие цвета и смеялась громко, не стесняясь себя.
— Света, ты меня слушаешь? — голос Дмитрия выдернул её из воспоминаний. — Мне нужно побыть одному. Время подумать.
Она кивнула, разглядывая потрёпанный край ковра. Пять лет собирались его заменить, но Дмитрий всегда находил причины: то премию задержали, то отпуск на носу, то «давай после Нового года».
— Я сниму квартиру в центре, — продолжил он, постукивая пальцами по столу. — Буду забирать вещи постепенно. И… может, это к лучшему?
«К лучшему». Она уловила эту фразу. Всегда «мы», «нам», но решения принимал он один.
— Хорошо, — её голос прозвучал неожиданно твёрдо.
— Хорошо? — Дмитрий нахмурился. Он ждал слёз, истерики, чего угодно, только не этого. — Просто… согласна?
— Да, — она сделала глоток остывшего чая. — Когда переезжаешь?
Он замялся, глядя на неё с непривычным недоумением:
— В субботу. Агент уже подобрал варианты.
«Значит, давно готовился», — мелькнуло у неё в голове, но вслух она промолчала.
Вечером, собирая его вещи, она находила осколки их прошлого. Вот шарф, подаренный на седьмую годовщину. Рядом — запонки от тёщи, папка с документами, потрёпанный блокнот. В нём — список её «недостатков», выведенный его аккуратным почерком: «слишком много читает, забывает выключать свет, не так складывает носки…»
Список попался ей случайно два месяца назад. Тогда она проплакала всю ночь. А утром встала и приготовила его любимые сырники — «румяные, но не сухие».
Теперь, укладывая его свитера в коробки, она чувствовала странное облегчение. Будто с каждым сложенным предметом воздух в квартире становился свежее, а камень на сердце — легче.
— Заеду в среду за костюмами, — сказал Дмитрий, стоя в дверях с чемоданом. — И поливай герань. Бабушка её вырастила.
Она кивнула. Герань — подарок свекрови. Светлана её терпеть не могла: капризная, с вечно жёлтыми листьями. Но поливала, подкармливала, переставляла — как положено. Сейчас, глядя, как Дмитрий проверяет карманы — паспорт, ключи, телефон, — она думала только о герани.
— И… не переживай, — добавил он с привычной снисходительной ухмылкой. — Займись чем-нибудь. Может, в бассейн запишешься? Или на курсы кройки.
Дверь закрылась. В прихожей остался шлейф его одеколона — резкий, с нотками дуба. Тот самый, что она дарила ему каждый год, потому что «зачем экспериментировать».
Светлана медленно выдохнула, прислонившись к стене. Внутри было пусто. Не больно, не страшно — просто пусто. И тихо. Невероятно тихо.
Она включила свет в спальне и остановилась у книжной полки. На кухне тикали часы, но теперь их звук казался другим — не давящим, а просто отсчитывающим время. Её время.
Первые дни Светлана просто спала. Приходила с работы, валилась на диван и отключалась до утра. Будто тело наконец-то получило право отдохнуть, сбросить груз чужих ожиданий.
В четверг позвонила подруга Наташа:
— Свет, ты где пропадаешь? Давай в кафешку?
— Не могу, — начала она и запнулась. Почему не может? Никто не ждёт дома с вопросами «где шлялась?» или «опять кофе пила, теперь не заснёшь».
Через час она сидела в уютной кофейне, согревая ладони о чашку латте. Наташа рассказывала о новом начальнике, а перед Светланой красовался кусок чизкейка — воздушный, с карамелью, абсолютно бесполезный с точки зрения «правильного питания».
— Ты какая-то… уставшая, — заметила Наташа. — Но… спокойная?
Светлана пожала плечами:
— Дима ушёл. Сказал, что нужно пожить отдельно.
— И как ты?
— Странно. Будто в невесомости. Помнишь, как в самолёте при болтанке — страшновато, но любопытно.
Дома она впервые ощутила тишину — не давящую, а уютную. Никто не ворчал из-за её покупок, не вздыхал над открытой книгой, не спрашивал «как день», чтобы тут же перебить своими новостями.
В воскресенье она проснулась в одиннадцать. Не в семь, чтобы приготовить «нормальный завтрак». Просто в одиннадцать — потому что захотелось. Сделала растворимый кофе, который Дмитрий называл «отвратительным», и вышла на балкон.
Весна ворвалась в Нижний. Двор пестрел детскими колясками, велосипедами, смехом. Где-то играла гармонь.
Позвонили из ЖЭКа:
— Светлана Сергеевна? Вы заявку оставляли. У вас розетка дымится? Мастер может подъехать.
Раньше она бы сказала: «Я мужа спрошу». Теперь ответила:
— Пусть заходит.
Пожилой электрик в потрёпанной робе быстро разобралсяВечером она впервые за долгие годы засмеялась вслух, глядя, как весенний ветер играет занавесками — теперь она могла их повесить без чьего-либо одобрения.
