Утром Татьяны
Разбудили Татьяну первые лучи солнца, робко пробивавшиеся сквозь старые занавески. За окном щебетали воробьи, а в доме стояла та особая тишь, что бывает только на рассвете. Она лениво потянулась, зевнула и глянула на часы — без пятнадцати шесть. «Пора вставать», — прошептала она, хотя тело просило еще хоть минутку поваляться под стеганым одеялом. Но дела не ждали. Наскоро приготовив бутерброд с докторской колбасой и заварив крепкий чай, Татьяна накинула потертый пуховый платок — утро выдалось холодноватым — и направилась кормить своих «хохлушек». Так начинался ее день, обычный, как и многие до него, но полный той тихой радости, что дает привычный труд на своей земле.
Татьяне шел пятьдесят третий год, а в деревню Заозерье она перебралась десять лет назад, после того как схоронила мужа. Шумный Нижний Новгород остался в прошлом, а здесь, среди березовых перелесков и бескрайних полей, она обрела покой. Ее изба, хоть и старая, но крепкая, стояла в окружении огорода, где росли картошка, огурцы да ее любимые кусты смородины. А во дворе важничали куры, которых Татьяна ласково звала «мои барышни». Каждое утро она начинала с них, и этот ритуал был для нее как благословение на новый день.
Пока чайник закипал на плите, Татьяна прикидывала, сколько всего нужно успеть. Кроме кур, требовалось прополоть морковку, проверить, не поспела ли клубника, да еще соседка Марфа Степановна звала в гости — помочь с вареньем да потрепаться. «Деревня ленивых не любит», — усмехнулась она, намазывая на хлеб сливочное масло. Бутерброд был нехитрым, но вкусным, а чай с душицей, сорванной у забора, согревал душу. Эти тихие минуты перед началом дня она особенно ценила — время, когда можно собраться с мыслями.
Натянув старую вязаную кофту и резиновые сапоги, Татьяна вышла во двор. Воздух пах свежестью, травой и едва уловимым ароматом дыма из печных труб. Она глубоко вдохнула, чувствуя, как грудь наполняется живительной прохладой. «Вот оно, настоящее», — подумала она, глядя на высокое небо с редкими облачками. В курятнике уже поднялся переполох — «барышни» засуетились, завидев хозяйку. «Тихо вы, негоже так шуметь!» — прикрикнула Татьяна, но глаза ее смеялись. Она насыпала в корытце пшеницу, подбросила немного картофельных очистков — куры это обожали — и проверила воду.
Пока птицы клевали зерно, Татьяна присела на скамейку у сарая и задумалась. Деревня научила ее ценить простые вещи: запах парного молока, шелест листьев в саду, крик петуха на заре. Но иногда сердце ныло по дочери, которая жила в городе и наведывалась редко. «Надо позвонить Кате», — решила Татьяна, но, достав телефон, увидела, что он почти разрядился. «Вечерком позвоню», — пообещала себе.
Вернувшись в дом, она вспомнила, что обещала Марфе Степановне принести яиц. Собрала полную корзинку — куры неслись исправно. «Может, ватрушки испеку, — мелькнула мысль. — Старушка их любит». От этой идеи на душе потеплело, и Татьяна даже затянула что-то из старых песен, которые пела еще ее бабушка. Но тут взгляд упал на фотографию в деревянной рамке — она с покойным Иваном и маленькой Катей. В груди стало щемить. «Ваня, глядел бы ты, как я тут одна управляюсь», — прошептала она, проводя пальцем по стеклу.
День пролетел быстро. Татьяна прополола грядки, собрала первый урожай огурцов, заглянула к Марфе Степановне, где они за чаем с пряниками проболтали до самого вечера. Соседка, как всегда, сыпала новостями: «Слышала, у Федосовых корова двойню принесла!» Татьяна подхихикивала, но в глубине души радовалась этим разговорам — без них деревня казалась бы пустой. Вернувшись домой, она затопила печь, замесила тесто и наконец дозвонилась до Кати. Дочь была занята, но пообещала приехать в субботу. «Мам, не надрывайся!» — крикнула она в трубку. Татьяна лишь ухмыльнулась: «Да мне бы твои заботы».
Поздним вечером, сидя на крыльце с чашкой чая и глядя на звезды, она чувствовала приятную усталость. Куры накормлены, огород прополот, а из распахнутого окна тянуло ароматом ватрушек. Жизнь, может, и не сахар, но своя, честная. Пусть Катя далеко, а Иван остался лишь на фото, зато у Татьяны есть ее дом, ее земля, ее утро с чаем и хлебом. «Завтра опять вставать ни свет ни заря, — пробормотала она, — но такова моя доля». И с этой мыслью отправилась спать, зная, что новый день принесет свои труды, но и свою награду.
[Конец записи]
