Блюдо красоты, или Как мы избавились от назойливых гостей
Петр вернулся домой с работы, и в прихожей его встретил аромат ужина — в печи томилась жареная картошка, а Марфа на кухне резала овощи для салата. Он подошёл, вдохнул запах и улыбнулся:
— М-да, пахнет неплохо…
— Для гостей стараюсь, — ответила она с лёгкой усмешкой.
— Для моих родственников? — переспросил он, и в голосе уже послышалось раздражение.
— Ну да, ты же сказал, что сегодня заглянут…
— Лучше бы и не тратилась, — резко оборвал он.
— Что ты? Всё-таки твои родные, невежливо как-то, — смутилась Марфа.
— Погоди, скоро сама всё поймёшь, — многозначительно бросил Петр и отошёл.
Рано утром ему позвонила мать с «радостной» вестью: племянница Глаша с мужем Фёдором взяли квартиру в ипотеку буквально через двор. Пока идёт ремонт, попросились мыться у Петра и Марфы. Хоть Петр и не жаловал Глашу с детства, согласился, но предупредил жену, что кормить их никто не обязывал.
Но Марфа, воспитанная в строгости, не могла оставить гостей без угощения.
— Не понимаю, что ты к ним пристал, — пожала плечами она. — Они просто приходят помыться.
— Увидишь, — только и сказал он. — Помнишь мою тётку Палажку?
Марфа вспомнила. Как-то в деревне они занесли ей новую скатерть, а та, суетливо изображая гостеприимство, предложила вчерашнюю кашу в обгоревшем котелке, хотя на столе в горнице дымились свежие пироги. И всё стало ясно.
В этот момент в дверь постучали. На пороге стояла Глаша с мужем.
— Ой, приветик! — затараторила она. — Ты, наверное, Марфа? Жена моего брата?
Уже через минуту они обживали гостиную, рассматривая мебель и заглядывая во все углы. Марфа тактично прикрыла дверь в спальню, когда Глаша потянулась туда.
— Вы же хотели просто помыться? — напомнил Петр.
После бани гости не спешили уходить. Напротив, уселись за стол и с аппетитом умяли всё до крошки. Так продолжалось и на следующий день, и ещё день. Глаша без стеснения комментировала еду:
— Свекла? Вы это едите? А нам можно ещё котлет? Да и Фёдору тоже.
— А макароны без мяса — это вообще как? — фыркнула она на четвёртый день.
И тут Марфа услышала от Фёдора, что трубы у них уже подключили. А Глаша лишь округлила глаза:
— Ну… душа пока не работает, — выдохнула она.
После их ухода Марфа повернулась к мужу:
— Я больше не могу. Это не ужин — это благотворительная столовая.
Петр лишь кивнул:
— Надо что-то придумать.
И Марфа придумала.
На следующий день, когда гости вновь расселись за стол, она вынесла огромное блюдо с сухой овсянкой, тёртой репой и мёдом.
— Это старинное блюдо красоты! — весело объявила Марфа. — Пять ложек овсянки, залить кипятком, добавить репу с клюквенным морсом и ложку мёда. Очень полезно! Теперь так ужинаем каждый вечер — для свежести лица и крепости духа.
Глаша попыталась жевать, но энтузиазма хватило ненадолго. Через четверть часа они уже прощались, оставив «угощение» почти нетронутым.
Утром Глаша позвонила:
— Вы опять будете есть эту… кашу?
— Конечно! Здоровье дороже! — бодро ответил Петр. — Слушай, если решите зайти, захватите кусочек солонины, а то я уже на овсянке чахну…
— Нет-нет, мы больше не придём! У нас всё готово, — сухо ответила Глаша и бросила трубку.
Через пару дней Петру позвонила мать:
— Петя, Палажка говорит, что Марфа тебя морозит голодом…
— Мама, я сыт, здоров и доволен, — усмехнулся он. — И ещё — мы скоро съезжаем. Квартиру продаём. Так что у нас теперь новая жизнь. И никакая овсянка её не испортит.
