Три дня в аду: как я заботилась о старике подруги и пересмотрела свою жизнь

Я была уверена — стариков надо любить, почитать и ни в коем случае не роптать. Мне казалось, что все эти жалобы подруг на бабушек и дедушек — лишь от невоспитанность и чёрствости. Я свято верила, что уход — это просто поднести суп, дать таблетки и спросить: «Как самочувствие?» Но жизнь, как всегда, решила преподать мне урок.

Однажды мне позвонила подруга Надя. Голос её дрожал — срочно нужно уехать в Нижний Новгород к больной матери, а оставить не с кем девяностолетнего деда. Все отказались: кто занят, кто в отъезде, а кто и вовсе струсил. Я, разумеется, согласилась. Внутри даже усмехнулась: «Да что там сложного?» О, как я заблуждалась.

Надя уверяла: дед тихий, всего-то накормить, лекарства подать да в аптеку сбегать. Я пришла к нему в приподнятом настрое, полная уверенности. Сварила лёгкий борщ, напекла блинов, накрыла стол — всё как надо. Старик поблагодарил, я оставила его, убедившись, что всё в порядке, и ушла по делам.

Вечером, вернувшись, я почувствовала холодный ужас. Дед лежал на диване бледный, стонал еле слышно. Я вызвала «скорую». Оказалось, он умял целую кастрюлю борща и все блины. Врачи сделали укол, велели следить за порциями. Я онемела. Так начались эти три дня.

На второй день я пришла рано утром, перед работой. Он засел в туалете — я уже начала волноваться. Когда вышел, я подала ему манную кашу. Он скривился, швырнул тарелку на пол и закричал, что я пытаюсь его отравить, что Надя подкупила меня, чтобы «избавиться от него». У меня дрожали руки, пока я собирала осколки и вытирала пол, сдерживая слёзы.

К третьему дню я просыпалась уже с комом в горле. Мне казалось, что попала в кошмар. Дед ныл на каждый шаг, на запахи, на мои духи, на громкость телевизора, на то, что я слишком громко закрыла дверь. Я боялась лишний раз вздохнуть, лишь бы не вызвать очередную бурю. Вечером я считала минуты до возвращения Нади, как узник — до освобождения.

Когда она наконец переступила порог, я не стала ничего объяснять. Просто натянула пальто, пробормотала «Удачи» и вылетела из квартиры. Даже не попрощалась. В груди жгло от облегчения и стыда — ведь я считала себя терпеливой, а эти три дня едва не свели меня с ума.

Теперь я никого не осуждаю. Я поняла тех, кто срывается, кто не выдерживает. Старость — это крест. А тем, кто ухаживает за капризными стариками, — нужны нервы стали. Эти три дня я запомнила навсегда. Потому что теперь знаю: слова — ничто, если за ними нет настоящего терпения.