Горький вкус малины
Евгений проснулся на рассвете, как обычно. Но вместо привычного аромата свежих блинов или оладий, наполнявшего квартиру каждое утро, было тихо. Слишком тихо. Даже чайник молчал на плите. Он прислушался. Ни шагов, ни привычного шума вытяжки, ни уютного бабушкиного бормотания на кухне. Сердце сжалось.
Он рванул в её комнату. Татьяна Васильевна лежала на боку, будто пыталась встать, но не смогла. Рука безвольно свесилась с кровати, глаза полузакрыты. Евгений подскочил к ней:
— Бабуля! Ты что?
Она едва пошевелила губами. Он осторожно перевернул её, побежал за телефоном. Набрал скорую, руки дрожали. Потом начал судорожно собирать вещи: ночнушку, тёплый платок, тапочки. Комментировал вслух каждый шаг — чтобы не слышать эту пугающую тишину.
Когда приехали врачи, один отвел его в сторону:
— Внук? Говорю честно — шансов мало. Если выживет, ходить не сможет. Может, и говорить перестанет. Будь готов.
Евгений не поверил. Его бабушка? Та самая, что пережила девяностые, вырастила его одна, смеялась так звонко?
В машине скорой он не отпускал её руку. Шептал, что всё наладится. Что он рядом.
Когда её увезли на обследование, он сидел в коридоре. Вчера она ещё стояла у плиты, подсовывала ему «ещё один блинчик», а теперь… Её ладонь, всегда такая твёрдая, теперь казалась хрупкой, как осенний лист.
Он вспомнил их жизнь. Мать ушла, когда ему был год — сбежала с каким-то иностранцем. Отца он не знал. Только бабушка. А он… Сколько раз хлопал дверью, грубил, а она лишь гладила его по голове.
На третий день он пришёл — кровать пуста.
— Ночью умерла, — равнодушно бросила соседка, продолжая жевать.
Врач вручил бумаги, говорил что-то о похоронах. Евгений не слышал. Шёл домой, как в тумане.
Звонил начальник:
— Если через два дня не выйдешь — уволю!
— Увольняйте, — бросил Евгений и положил трубку.
На похоронах были две старушки-соседки. Одна помогла с организацией. Он сидел у стола, смотрел на бабушкину улыбку в траурной рамке. Будто говорила: «Не грусти. Всё будет хорошо».
Потом соседка призналась:
— Твоя мать приезжала.
Он остолбенел. Та хотела продать квартиру — её американец разорился.
— Бабушка знала?
— Знала. Боялась, что ты уедешь и снова останешься один.
Он нашёл мать в грязном хостеле. Та даже не удивилась.
— Вылитый отец. Только упрямство моё, — фальшиво улыбнулась. — Квартира ведь и моя. Деньги нужны.
— Она переписала всё на меня. Ничего не получишь.
Женщина скривилась:
— В суд подам!
— Она умерла. Ты даже не пришла. Уходи. Ты мне не мать.
Через неделю в дверь постучали.
— Здравствуйте. Вы вызывали сиделку?
— Бабушки больше нет, — прошептал он.
— Понимаю… — девушка опустила глаза. — Я тоже маму недавно потеряла.
Они пили чай на кухне. Она не тронула бабушкину кружку. Рассказывала о своей маме. Потом сказала:
— Закрой глаза. Вспомни её вкус.
— Малиновое варенье… — голос дрогнул. — Я мог банку за раз съесть.
— Вспомни его. И она здесь. Ты не один.
Он закрыл глаза. И снова увидел её — смеющуюся, добрую, вечную.
Самые тёплые воспоминания не умирают. Они живут в мелочах: в запахе варенья, в звуке знакомого голоса, в ощущении родной руки на плече. Главное — не забывать их чувствовать.
