**Вкус варенья — вкус утраты**
Дмитрий очнулся слишком рано, как во сне, где время течет иначе. Вместо привычного запаха блинов или пышных оладий, наполнявших квартиру теплом, в воздухе висела тягостная тишина. Даже самовар, всегда шипящий на плите, молчал. Он приподнялся с кровати, прислушался. Ни скрипа паркета, ни гула холодильника, ни мягкого ворчания бабушки, которая обычно стряпала завтрак, напевая старую песню. Сердце Дмитрия сжалось в комок.
Он рванул в её комнату. Бабушка лежала на боку, будто пыталась встать, но не смогла. Рука безвольно свисала с края кровати, веки полуприкрыты. Он бросился к ней, голос дрогнул:
— Бабуля! Что с тобой?..
Губы едва шевельнулись. Он осторожно перевернул её, поправил подушки, потом метнулся за телефоном. Набирал скорую с трясущимися пальцами. Вернулся, стал собирать вещи в сумку: ночнушку, тёплый платок, тапочки. Громко перечислял вслух — лишь бы заглушить эту жуткую тишину, такую чуждую в их доме.
Когда приехали врачи, один отвел его в сторону:
— Внук, да? Говорю прямо — шансов мало. В таком возрасте… Если выживет, ходить не сможет. Может, и говорить перестанет. Держись.
Дмитрий не верил. Это же его бабуля — крепкая, боевая, с искоркой в глазах! Она пережила лихие девяностые, подняла его одного… Как она может не справиться?
Всю дорогу до больницы он сжимал её холодную ладонь. Шептал, что всё наладится. Что он никуда не денется.
Когда её увезли на анализы, он остался в коридоре. Мысли путались: вчера она ещё стояла у плиты, уговаривала: «Съешь ещё кусочек, Димочка», а теперь лежала без движения. Её руки, всегда казавшиеся такими сильными, теперь напоминали хрупкие прутья.
Он вспомнил их жизнь. Мать ушла, когда он был грудным — сбежала с каким-то иностранцем, забыла. Отца не знал. Только бабуля — его весь мир. А он… сколько раз хамил, хлопал дверью, кричал. А она лишь вздыхала и гладила его по голове.
На третий день кровать была пуста.
— Ночью её не стало, — равнодушно бросила соседка по палате, жуя булку.
Дмитрий выбежал в коридор, нашел врача. Тот сунул бумаги, что-то говорил про морг и документы, но слова пролетали мимо. Он шёл домой, будто в тумане.
Дома зазвонил телефон. Начальник рявкнул:
— Через два дня на работе. Или пиши заявление!
— Пишите сами, — бросил Дмитрий и бросил трубку.
На похоронах были какие-то старушки из церкви. Соседка Нина помогла с гробом и поминками. Дмитрий сидел за столом, глядя на портрет в траурной рамке. Бабуля улыбалась с него, словно шептала: «Не тужи, родной. Всё образуется».
Позже Нина сказала:
— Ты в кур— Твоя мать приходила накануне, просила ключи от квартиры, но бабушка даже не впустила её на порог.
