«Убирайся из нашей квартиры! Сынок никогда не оставит мать!»
Мне до боли обидно и жутко зло. Моя свекровь, Лидия Петровна, просто боготворила бывшую пассию моего мужа, Алину. Они познакомились ещё пацанами, ей было восемнадцать, ему — девятнадцать, и вскоре родилась дочка. Они не расписывались, то жили вместе, то расходились, но свекровь души не чаяла в Алине и своей внучке — других-то у неё не было.
Жизнь Алины и моего Стаса напоминала качели: год вместе, потом она уходила к другим, а через пару лет возвращалась. И так по кругу, пока их дочери не исполнилось двенадцать. В один из таких разрывов Стас встретил меня. Он мечтал о нормальной семье, где ребёнок не будет рассказывать про «новых пап», а я горела желанием дать ему эту стабильность. Так началась наша история — светлая, но подпорченная прошлым.
Мы поселились в его квартире в Екатеринбурге, где жила и его мать. С первого дня я чувствовала её ледяное отношение. Она даже не скрывала, что я ей не нравлюсь, и при каждом удобном случае вспоминала Алину. Стоило мне выйти, как та тут как тут — с бутылкой шампанского и тёплыми воспоминаниями о «былых временах». Однажды я услышала, как она бросила мне с усмешкой:
— Не привыкай, Оленька. Стас всё равно ко мне вернётся. Так было, так и будет.
А свекровь, вздыхая, добавила:
— И побыстрее бы…
Когда я забеременела, Стас был вне себя от счастья. Но чем радостнее он становился, тем мрачнее смотрела Лидия Петровна. Наедине она давила на меня, уговаривая не рожать:
— Пойми, Оля, я за тебя переживаю. Стасик поиграется и бросит, как обычно. Вернётся к Алине. А мне больше внуков не надо — хватает моей девочки. Вот, возьми деньги, пока не поздно.
Её слова резали, как нож. Я отказалась, но она не унималась, будто нарочно добивала меня. Я чувствовала — она ждёт, когда я сорвусь, чтобы потом сказать: «Ну я же предупреждала». В конце концов, я поставила Стасу условие: либо мы съезжаем, либо развод.
Лидия Петровна, услышав это, аж просияла:
— Ну всё, Ольга, собирай чемоданы! Сынок мать никогда не бросит!
Мы продали квартиру, добавили мои накопления и купили свекрови однушку, а себе — двушку. Когда родился сын, мы уже жили в новом доме, где не было ни Алины в вызывающем наряде, ни её язвительных улыбок. Со временем Алина вышла замуж и переехала с дочкой и новым мужем к Лидии Петровне. В однушке им было тесно, но меня это уже не волновало.
Жизнь будто наладилась: я вышла на работу, сын пошёл в садик, всё было спокойно. Но беда пришла нежданно — свекровь сломала обе ноги. Несчастный случай, после которого она не могла ходить. У Алины были проблемы со здоровьем, ухаживать за больной она не могла, да и брак её к тому времени развалился. Лидия Петровна должна была лежать два месяца, и Стас решил забрать её к нам.
Сын переехал в нашу комнату — бабушка, которую видел впервые, его пугала. Месяц мы жили втроём: днём Стас приезжал покормить мать, а вечером всё ложилось на меня. Я терпела, но скоро заметила, что вещи переложены, косметика тронута. Как? Ведь свекровь не вставала!
Правда всплыла, когда сын заболел, и я осталась дома. Услышала, как открывается дверь, думала — Стас. Но в прихожей стояла Алина. Оказалось, свекровь отдала ей ключи! Та приходила днём, болтала с Лидией Петровной и копошилась в моих вещах, как у себя дома.
Когда я застала её, она даже глазом не моргнула. Прошла мимо, будто меня нет, и направилась к свекрови. Из комнаты донёсся их смех. Меня затрясло от злости. Это мой дом! Я ухаживаю за женщиной, которая меня ненавидит, кормлю её, терплю её колкости, а мой ребёнок её боится. А она зовёт сюда Алину, чтобы вместе надо мной издеваться?
— Вон отсюда! — крикнула я, вырывая у неё ключи. — Это мой дом, и ты тут не хозяйка!
Алина лишь усмехнулась:
— Я не к тебе пришла, Олька. Исчезни и не мешай!
Свекровь подхватила, осыпая меня оскорблениями. Но я уже не слушала. Схватив Алину за рукав, вытолкала за дверь, швырнув её куртку и ботинки. Лидия Петровна орала, но её слова пролетали мимо.
Когда вернулся Стас, он уже знал всё — мать успела нажаловаться. Он потребовал верНо в тот вечер, глядя в его глаза, я поняла, что если он не видит, как мне больно, то, возможно, он уже давно перестал быть моим мужем.
