«Вон из нашего дома! Сын никогда не оставит родную мать!»
Сердце сжималось от боли и злости. Свекровь, Вера Степановна, боготворила бывшую любовь мужа — Маргариту. Они встретились ещё юными, в восемнадцать, и вскоре у них родилась дочь. Не расписывались, жили то вместе, то врозь, но Вера Степановна души не чаяла в Маргарите и внучке, ведь других у неё не было.
Жизнь Маргариты и моего мужа, Дмитрия, была как качели: год вместе, потом два — она уходила к другим, потом возвращалась. И так по кругу, пока их дочери не исполнилось двенадцать. В один из таких разрывов Дмитрий встретил меня. Он мечтал о крепкой семье, где ребёнок не будет знать «новых пап», а я всей душой хотела дать ему эту опору. Так началась наша история, полная надежд, но отравленная прошлым.
Мы поселились в его квартире в Нижнем Новгороде, где жила и мать. С первого дня я чувствовала её холод, пронизывающий, как февральский ветер. Она не скрывала неприязни, при каждом удобном случае вспоминая Маргариту. Стоило мне выйти, как та являлась с бутылкой коньяка и тёплыми рассказами о «былых днях». Однажды она бросила мне со смешком:
— Не обживайся, Ольга. Дима всё равно ко мне вернётся. Так было всегда.
А свекровь, вздыхая, добавила:
— Поскорей бы…
Когда я забеременела, Дмитрий ликовал. Но чем ярче сиял он, тем мрачнее становилась Вера Степановна. Наедине она уговаривала меня:
— Пойми, Оля, я о тебе беспокоюсь. Дима поиграет в семью и бросит, как всегда. Вернётся к Марго. А мне других внуков не надо, хватит одной девочки. Вот, возьми деньги, не тяни…
Её слова жгли, как кипяток. Я отказалась, но она не отступала, словно ждала, когда я сорвусь. В конце концов, я поставила ультиматум: либо переезд, либо развод.
Свекровь засияла:
— Ну всё, Ольга, собирай вещи! Сын от матери не уйдёт!
Мы продали квартиру, добавили мои сбережения и купили ей однокомнатную, а себе — двушку. Когда родился сын, мы уже жили в новом доме, где не было ни Маргариты в вызывающем платье, ни её язвительных улыбок. Позже Маргарита вышла замуж и переехала к Вере Степановне. Им было тесно, но меня это не касалось.
Жизнь будто наладилась: я вернулась на работу, сын пошёл в сад. Но однажды свекровь сломала ноги. Несчастный случай. Маргарита не могла ухаживать — спина болела, да и брак её рассыпался. Дмитрий решил забрать мать к нам.
Сын переехал в нашу комнату — бабушка, которую видел впервые, пугала его. Месяц мы жили так: днём Дмитрий кормил её, вечером — я. Я терпела, но скоро заметила: вещи помяты, помады тронуты. Как? Она же не вставала!
Правда открылась, когда сын заболел, и я осталась дома. Услышала скрип двери — думала, Дмитрий. Но в прихожей стояла Маргарита. Свекровь отдала ей ключи! Та приходила днём, болтала с Верой Степановной и рылась в моих вещах, будто у себя.
Когда я застала её, она даже не вздрогнула. Прошла мимо, словно воздуха, и направилась к свекрови. Из комнаты донёсся их хохот. Всё внутри сжалось. Мой дом! Я ухаживаю за той, кто меня ненавидит, кормлю, терплю уколы, а мой ребёнок боится её. И она зовёт сюда Маргариту, чтобы смеяться надо мной?
— Вон! — вырвалось у меня, и я вырвала у неё ключи. — Это мой дом, и ты здесь не хозяйка!
Она лишь усмехнулась:
— Я не к тебе пришла, Ольга. Исчезни.
Свекровь завопила, осыпая меня бранью. Но я уже не слушала. Схватив Маргариту за рукав, вытолкала за дверь, швырнув её сапоги. Вера Степановна кричала, но слова её разбивались о мою глухоту.
Когда вернулся Дмитрий, он уже знал — мать ему позвонила. Требовал вернуть ключи: «Маме с ней легче». Я отказалась. Эта женщина не уважает ни меня, ни наш дом. Почему я должна терпеть её и ту, что шарит в моих вещах?
Свекровь стала издеваться открыто, а Дмитрий встал на её сторону. Брак трещал, и Вера Степановна, казалось, только радовалась. Я пыталась объяснить: готова терпеть её, но не чужих, что ведут себя как хозяева. Но он не слышал. Теперь я стою на краю, не зная, как спасти семью, когда двое её медленно разрушают…
