Ирина перебирала старые вещи в комнате сына, когда из-за стопки книг выпала пожелтевшая открытка. Корявым детским почерком было написано: «Мамочка, ты для меня — целый мир!» Она прижала бумажку к груди, и сердце сжалось от внезапной боли. Облокотившись на холодную стену, женщина медленно опустилась на пол, а слёзы — будто весенний паводок — хлынули потоком. Горе, которое она годами прятала глубоко внутри, накрыло с новой силой.
Прошло семь лет с тех пор, как она потеряла своего Алёшеньку. До сих пор не могла заставить себя разобрать его вещи. Эта открытка, такая простая, разрывала душу на части. Ирина хотела кричать, выпустить наружу всю боль, что точила её изнутри. Вспомнилось, как сыну только исполнилось четырнадцать…
«Я не увижу, как ты женишься, не услышу, как зовёшь своих детей…» — прошептала она, окидывая взглядом комнату. На полках — его любимые книжки, на столе — потрёпанный смартфон и конспекты. Всё выглядело так, будто он просто вышел и сейчас вернётся с той же озорной улыбкой.
В памяти всплыл тот страшный день, перевернувший её жизнь. Алёша с друзьями отправился в поход в Саяны. Неделя прошла спокойно, но тем утром Ирину разбудило щемящее предчувствие. Рассвет ещё не наступил, а сердце уже колотилось в груди. Тишина в доме казалась зловещей. Она схватила телефон.
«Позвоню, проверю», — подумала, набирая номер. Но в ответ — лишь долгие гудки. Звонила снова и снова, но никто не брал трубку. К обеду, обзвонив всех его друзей, узнала правду: сын ночью отошёл от лагеря и сорвался с обрыва. Никто не понял, зачем он ушёл один…
«Родненький, как мне жить без тебя? — шептала Ирина, глядя в пустоту. — Зачем мне эта жизнь?»
Она вспомнила день похорон. Вернулась с мужем в холодный дом, который словно вымер вместе с Алёшей. Ледяная пустота разделила их невидимой стеной. Неудивительно, что вскоре муж собрал вещи и бросил на прощание: «Мне здесь больше не за что держаться».
«И мне не за что…» — эхом отозвалась она, провожая его взглядом. Тогда земля ушла из-под ног, и Ирина рухнула в бездну. Пыталась найти опору — но вокруг была лишь тьма. Она пробовала жить, даже встречалась с другим мужчиной, но сил не осталось.
А сегодня её уволили. Денег не хватит даже на коммуналку. Ирина снова разглядывала открытку, и слёзы капали на потускневшие буквы. Она думала о том, как покончить с этим. Страха не было — лишь жалость к себе.
«Живи ради меня, мама», — вдруг раздался Алёшин голос, такой чёткий, что она вздрогнула. Это не было игрой воображения.
«Как мне жить, если тебя нет? — прошептала она, озираясь. — Я совсем одна».
«Ты не одна. Я всегда здесь, — продолжал голос. — Мне больно, когда ты страдаешь. Если ты уйдёшь, я не смогу обрести покой. Отпусти меня. Живи, молись за меня. Если ты будешь счастлива — и я буду счастлив. Но если ты продолжишь мучиться, мои страдания станут лишь хуже. Живи ради меня и ради тех, кому ты ещё нужна».
«Как я могу?» — сдавленно прошептала Ирина.
«Ты должна. Всю любовь, что хранила для меня, отдай другим. Моё время было коротким — такова судьба. А твоя — сделать счастливым того, кто ещё придет».
Ирина зажмурилась, и комната поплыла перед глазами. Очнувшись, она всё ещё сидела на полу с открыткой в руках. Солнечный луч касался её щеки, и впервые за долгие годы в душе наступил покой. В ушах звучало: «Живи ради меня».
В тот же день она разобрала вещи сына. Каждую вещь провожала мысленным прощанием, но знала — он рядом. Одежду отдала многодетной семье по соседству, и боль чуть отпустила. Открыв окно, Ирина вдохнула свежий осенний воздух, пахнущий яблоками и пожухлой листвой.
На следующий день она поехала на кладбище. Моросил холодный дождь, но сердце впервые за долгое время не ныло от тоски.
