**«После сорока лет»**
Пришла Татьяна из магазина, как обычно – с тяжелыми пакетами и мыслями о завтрашнем обеде. Зашла в подъезд, мельком глянула на почтовый ящик – и остановилась. Лежало письмо. Настоящее, не электронное.
— Кто ж сейчас письма пишет?.. — пробормотала она, достала конверт и сунула его в сумку. — Дома разберусь.
В квартире пахло жареной картошкой и старым диваном.
— Я дома! — крикнула она.
— Вижу, — равнодушно отозвался Виктор, не отрываясь от телевизора.
Татьяна скинула куртку, открыла конверт — и похолодела. Повестка. Из суда. О разводе. Её разводе.
Она сидела в прихожей минут десять, не в силах поверить. Потом медленно поднялась, зашла в гостиную, где муж смотрел очередной сериал, и спросила сдавленным голосом:
— Это что за цирк? Объяснишь?
Виктор даже глазом не моргнул.
— Получила? Ну вот и хорошо. Всё по плану.
— Ты что, обалдел? Ты подал на развод?!
— Да. Подал.
— Кому-то променял?!
— Хватит глупости, Таня. Никого нет.
— Тогда зачем?!
— Устал. От тебя. От всего.
— Сорок лет терпел — а теперь устал?! — закричала она.
— Не ори. Крики на меня не действуют. Хочешь поговорить — говори нормально.
— О, как! Уже тон указываешь?! А дети?! Что им сказать?
— Дети взрослые. Разберутся.
— И что я им скажу? Что папа устал?!
— Так и скажи. Или не говори ничего. Я сам объясню.
— Да что ты вообще можешь?! Всю жизнь за моей спиной сидел! На пенсию вышел — и совсем сдулся!
— Не сдулся, а, может, наконец-то ожил… — спокойно ответил Виктор.
— Ну конечно! Ожил! Только забыл, кто тебя кормит, лечит, терпит! А теперь собрался уйти?! И где жить будешь? В сарае?
— Не беспокойся. Всё твоё: квартира, мебель, даже этот дурацкий телевизор. Я ничего не хочу. Прописку сам сниму.
— Подарочек… — прошипела она. — Ничего тебе не отдам!
— Как знаешь. Но знаешь, чему я рад? Что исполняю твою мечту.
— Какую ещё мечту?!
— Чтоб я ушёл и перестал тебе мешать. Теперь будешь счастлива. А я — свободен.
— Да куда ты, дурак, денешься?! — усмехнулась Татьяна.
— Уеду.
— И куда?
— Это уже не твоё дело.
Он вспомнил разговор с другом, который перед пенсией предложил ему переехать в старый дом в деревне, оставшийся после матери.
— Жить там некому, а продавать жалко… — сокрушался тот.
И тогда Виктора Петровича будто осенило. Он давно хотел писать стихи, уйти от вечных упрёков и нытья. Но некуда было идти. До этого момента.
— Я бы дом присмотрел. А ты бы меня прописал. Ненадолго.
— Договорились. Только иногда буду навещать.
Они пожали руки.
В суде им дали три месяца на примирение. Но Виктор знал: возвращаться он не станет.
После заседания они молча дошли до дома. Он взял заранее собранные вещи и направился к ویرгклю.
— И это всё? — тихо спросила Татьяна.
— Всё. Будь здорова.
— Скажи хоть, куда. Дети спросят…
— Я сам им всё расскажу, — ответил он и вышел, не оглянувшись.
Она смотрела в окно. Ждала, что он поднимет голову, взглянет в последний раз. Но нет. Сель в такси и уехал.
Там, в деревне, он купил тетрадь, ручку и зажил по-новому. Через месяц приехал сын. Ни о чём не спрашивал. На прощание только сказал:
— Рад за тебя, отец. Никогда тебя таким не видел. И стихи ничего. Дай почитать?
Потом приехала дочь. Осмотрелась и сморщилась:
— Жил нормально… А теперь? Стишки мог и дома писать.
— Не мог. И не стал бы, — тихо ответил Виктор. — А сейчас… мне есть чем дышать.
Дочь уехала, не попрощавшись.
А через три месяца появилась Татьяна.
— Не соврал… Один живёшь… — прошептала она, садясь на скамейку.
— Зачем врать? — пожал он плечами.
— Ты не рад? — спросила она так тихо, что он еле расслышал.
Он не узнал её голос. Впервые за сорок лет она не кричала.
— Рад. Просто не ждал. Заходи. Только у меня работа осталась. Побудешь одна?
Она кивнула.
А про себя подумала: «Я и так всегда одна. И никому не нужна…»
Когда он вернулся – её уже не было. Уехала без слов. И больше не звонила.
Иногда она приезжает. Сидит у окна. Молчит. Смотрит. Уезжает.
А Виктор говорит своему коту:
— Приедет, посидит, проверит… Ну и странная же она. За сорок лет так и не понял её. Как, впрочем, и она меня.
**Вывод:** Иногда, чтобы понять, что ты жив, нужно потерять всё, что убивало тебя годами.
