Это случилось давно, но я помню, как будто это было вчера. Моя подруга Арина пришла ко мне, бледная, с трясущимися руками и глазами, полными отчаяния.

— Представляешь, — прошептала она, голос её дрожал, — мой муж, Дмитрий, последнее время ходил как в воду опущенный. Молчал, взгляд пустой, даже есть перестал. Я пыталась расспросить — отмахивался, будто перед ним не жена, а чужая. Думала, может, на работе беда, или здоровье подвело. Но оказалось… всё куда страшнее.

Однажды он вернулся не один.

С ним был мальчик.

Позже выяснилось, что когда-то, семь лет назад, пока я гостила у матери в Вологде, у Дмитрия завязался роман. Та женщина родила сына, но он клялся, что была лишь мимолётная слабость, а любовь — только ко мне. Однако он не бросил ребёнка. Все эти годы тайно помогал — деньгами, заботился. А я… я и не догадывалась. Жила в своём счастливом мире, пока однажды всё не рухнуло.

Теперь эту женщину лишают прав. Пить зачастила, родни — ни души, и мальчика ждёт детдом.

Дмитрий не смог этого допустить.

Привёл его к нам, в нашу уютную квартиру в Екатеринбурге, где мы растили нашу дочь, Надю.

Мне хотелось собрать вещи, схватить Надю и уйти. Но сердце не слушалось. Любовь — штука жестокая. Два дня я рыдала, запершись в комнате, не в силах взглянуть ни на него, ни на мальчика.

А мальчик… Ваня. Вылитая Надя. Те же глаза, те же ямочки на щеках. Смотрит на меня испуганно, будто ждёт, что вот-вот прогоню. И как тут его винять? Он-то чем провинился?

Но что мне делать?

Я чувствую себя обманутой. Вся моя жизнь, казавшаяся такой прочной, на поверку — карточный домик. Дмитрий врал семь лет. А теперь этот мальчик — живое доказательство его предательства — живёт под одной крышей со мной.

Дмитрий умолял о прощении, клялся, что любит только меня. Но разве можно верить?

Надя пока не понимает. Ей всего шесть, она тянется к Ване, хочет играть. А я не знаю, как ей объяснить, откуда у неё вдруг брат появился.

Арина сжала стакан с холодным чаём, её пальцы побелели.

— Не знаю, — выдохнула она. — Простить его — всё равно что предать саму себя. Но и уйти… будто себя же лишить куска сердца. А мальчик… Что он сделал? Как его выгнать? Но как жить с этим — не представляю.

Она замолчала, вытерла слёзы.

— Может, со временем полегче станет… А сейчас — хоть вешайся.