Муж привёл в дом своего семилетнего сына: я в смятении и не понимаю, как быть

Моя давняя подруга, Алевтина, прибежала ко мне в слезах, с глазами, полными отчаяния.

— Понимаешь, — прошептала она, голос её дрожал, — мой муж, Дмитрий, последние месяцы ходит как в тумане. Молчаливый, будто каменный. Отвернулся от меня, будто я чужая. Похудел, осунулся.

Я видела — его что-то гнетёт. Но он молчал, отворачивался, будто боялся сказать лишнего. Я думала, может, болезнь какая? Или на работе провал?

А потом он пришёл домой не один… С ним был мальчик. Дмитрий даже не поднял на меня глаз, будто стыдился.

Оказалось, семь лет назад, когда я уехала к тёте в Иркутск, у него закрутился роман. Та женщина забеременела. Родила сына.

Дмитрий клянётся, что не хотел её — любит, мол, только меня. Но от ребёнка не отказался. Все эти годы тайно помогал: деньгами, заботился. А я… я и не догадывалась! Жила в своей сказке, пока всё не рухнуло в один миг.

Теперь та женщина запила. Её хотят лишить прав. Родных у неё нет, и мальчика отправят в детдом.

Когда Дмитрий узнал, не выдержал. Сказал — не позволит своему сыну расти среди чужих. Привёл его сюда, в нашу уютную квартиру в Красноярске, где мы строили свою жизнь.

Он боялся мне признаться. Потому и молчал, прятал глаза. Но в итоге не выдержал — привёл мальчика, зная, что это может разрушить всё.

У нас крепкая семья. У нас есть дочь, Надя, наше солнышко. Дмитрий души в ней не чает. А теперь… как нож под рёбра.

Я хотела уйти. Собрать вещи, схватить Надю и сбежать. Но каждый раз, когда представляю жизнь без него, внутри всё обрывается. Люблю его, несмотря на эту боль. Двое суток я рыдала в спальне, не в силах смотреть ни на него, ни на мальчика.

Этот мальчик, Ваня, — вылитая Надя. Те же глаза, тот же взгляд. Видно сразу — родные. Сердце сжимается, глядя на него. Он-то тут при чём? Маленький, испуганный, смотрит на меня с такой мольбой, что не поднять на него руку.

Но что делать? Я чувствую себя обманутой. Вся моя жизнь, которую я считала счастливой, оказалась ложью. Дмитрий молчал семь лет, скрывал целую жизнь. А теперь этот ребёнок — живое доказательство его лжи — живёт у нас.

Я пыталась говорить с Дмитрием. Он умолял о прощении, клялся, что любит только меня. Но как верить? Как принять мальчика, который каждый день будет напоминать о боли?

Надя пока не понимает. Ей всего шесть, она с интересом крутится вокруг Вани, тянет его играть. А я не знаю, как объяснить. Как сказать, что у неё есть брат, о котором мы и не подозревали?

Алевтина сидела за столом, сжимая холодную кружку, и смотрела в стену. — Не знаю, смогу ли простить, — прошептала она. — Но бросить Дмитрия… будто отрезать руку. А мальчик… он же не виноват. Выгнать его? Но как жить с этим?

Я видела её муку. С одной стороны — любовь к мужу, с другой — предательство. А между ними — ребёнок, заложник чужих ошибок.

Иногда мне кажется, я ненавижу Дмитрия за то, что он сделал с нами. Но потом смотрю на Ваню, на его испуганные глаза, и понимаю — он такой же, как Надя. Просто хочет тепла.

Не знаю, как быть. Простить? Принять Ваню как своего? Или уйти, чтобы не видеть их? Всё кажется невозможным. Я тону в этом кошмаре, и никто не поможет.

Алевтина вытерла слёзы и взглянула на меня. — Может, со временем станет легче… Но сейчас я просто не знаю, как дышать.