Стоило лишь заговорить о «боржоми», как всё уже было поздно: как Иван Петрович после сорока лет брака решился на развод.
Алевтина шла из магазина, таща тяжёлые пакеты и думая о завтрашнем обеде. Зашла в подъезд, машинально глянула в почтовый ящик — и замерла. Там лежало письмо. Настоящее, бумажное.
— Какая неожиданность… Кто теперь пишет письма?.. — пробормотала она, вынула конверт и сунула его в сумку. — Дома разберусь.
В квартире пахло жареной картошкой и старым телевизором.
— Я дома! — крикнула она.
— Угу, — равнодушно отозвался Иван, не отрываясь от экрана.
Алевтина сняла пальто, достала письмо, осторожно вскрыла конверт — и побледнела. Повестка. Из суда. На развод. Её развод.
Минут десять она сидела в прихожей, не понимая, что происходит. Потом встала, вошла в комнату, где муж смотрел очередной детектив, и спросила сдавленным голосом:
— Это что ещё за шутки?.. Объяснишь?
Иван даже глазом не моргнул.
— Повестку получила? Ну вот. Всё как положено.
— Ты в здравом уме? Ты подал на развод?!
— Да. Подал.
— Нашёл кого-то, да?!
— Не неси ерунды, Лёля. Никого не нашёл и не ищу.
— Тогда почему?
— Устал. От тебя. От всего.
— Сорок лет не уставал — а теперь вдруг?! — взвизгнула она.
— Не ори. Знаешь, на крик я не реагирую. Хочешь говорить — говори нормально.
— О, как! Теперь ещё и тон указываешь?! А дети?! Ты подумал, как им сказать?
— Дети взрослые. Разберутся.
— И что я им скажу?! Что ты от меня устал?!
— Так и скажи. Или не говори. Я сам всё объясню.
— Да что ты вообще можешь?! Всю жизнь за мной прятался! Вышел на пенсию — и пропал!
— Не пропал, может, впервые нашёл себя… — спокойно ответил Иван.
— Вот как! Нашёлся! Только забыл, кто тебя кормил, лечил, терпел! А теперь собрался уйти?! И где жить будешь? Под забором?
— Не волнуйся. Всё оставлю — квартиру, мебель, даже телевизор. Мне ничего не надо. Даже выпишусь сам.
— Ах, какой щедрый! — прошипела она. — Ничего тебе не отдам!
— Как знаешь. Только знаешь, чему я рад? Что исполняю твою мечту.
— Какую ещё мечту?!
— Чтобы я ушёл и перестал мешать. Вот и станешь счастливой. А я — свободным.
— Да куда ты, дурак, денешься?! — фыркнула Алевтина.
— Уеду.
— Куда, интересно?
— Это уже не твоё дело.
Он вспомнил разговор с другом, который перед пенсией предложил ему пожить в старом деревенском доме, оставшемся после смерти матери.
— Там пусто, продавать жалко… — вздыхал приятель.
И тут Ивана Петровича будто озарило. Он давно мечтал рисовать, уйти от Лёли, которая превращала его жизнь в бесконечные упрёки. Но уйти было некуда. Пока не подвернулся случай.
— Я бы присмотрел за домом. А ты бы меня прописал. Ненадолго.
— Договорились. Только я иногда буду наведываться. Всё-таки дом…
Мужчины пожали руки.
В суде дали три месяца на примирение. Но это было бесполезно. Иван твёрдо решил: назад дороги нет.
После суда они молча вернулись домой. Он взял собранные заранее вещи и направился к двери.
— И это всё? — тихо спросила Алевтина.
— Всё. Будь счастлива.
— Скажи хотя бы, куда едешь. Дети спросят…
— Я сам им всё расскажу, — ответил он и вышел, не обернувшись.
Она смотрела в окно. Надеялась, что он взглянет на неё в последний раз. Но нет. Он сел в такси и уехал.
В деревне он купил мольберт, краски и зажил по-новому. Через месяц приехал сын. Ничего не спросил. Только на прощание сказал:
— Рад за тебя, пап. Никогда не видел тебя таким живым. И картины — отличные. Одну можно забрать?
Позже приехала дочь. Осмотрелась, скривилась:
— Жил как нормальный человек… А теперь? Картины мог и дома рисовать.
— Не мог. И не стал бы, — тихо ответил Иван. — А теперь… у меня есть воздух.
Дочь уехала, не попрощавшись.
А через три месяца приехала Алевтина.
— Не соврал… Один живёшь… — прошептала она, садясь рядом на скамейку.
— Зачем врать? — ответил он.
— Ты не рад? — спросила она чуть слышно.
Он не узнал её голос. Впервые за сорок лет она не кричала.
— Рад. Просто не ожидал. Заходи. Только у меня дело недоделано. Побудешь одна?
Она кивнула.
А про себя подумала: «Я и так одна. Всегда одна. И никому не нужна…»
Когда он вернулся — её уже не было. Уехала без слов. И больше не звонила.
Иногда она приезжает. Сидит у окна. Молчит. Смотрит. Уезжает.
А Иван говорит своей кошке:
— Приедет, посидит, посмотрит… проверяет. Ну и странная же она. За сорок лет так и не понял её. Как, впрочем, и она меня…
