Мама пообещала мне наш родовой дом у реки… Но после ремонта внезапно передумала.
С малых лет этот дом был моей мечтой. Скрипучий бревенчатый домик под Тверью, пропитанный ароматами сосновых шишек, мокрого мха, бабушкиных пирогов и долгих летних сумерек. Мы приезжали туда каждое лето: с братом и сестрой купались до дрожи в теле, ходили с отцом за грибами, а по вечерам засыпали под шёпот волн и скрип половиц. Для меня этот дом был больше, чем просто дача — он был частью меня, частицей нашей семьи, уголком, где сердце оттаивало.
Когда мне стукнуло тридцать пять, мама как бы невзначай бросила:
— Ольга, ты же знаешь, дом достанется тебе. Я давно решила. Ты его любишь, всегда о нём заботишься.
Я не просила, не требовала. Просто поверила.
Прошёл год. Дом начал ветшать: фундамент просел, крыша пропускала дождь, ставни хлопали на ветру. Мама постарела, и денег на ремонт у неё не было. А я не могла смотреть, как родное место превращается в руины.
Я отказалась от отпуска, от поездки в Сочи, от ремонта в своей квартире. Все накопления — в этот дом. Нашла рабочих, ездила каждые выходные: следила, выбирала обои, помогала. Заказывала мебель, подбирала шторы. Я будто вдохнула в эти стены новую душу. А мама только улыбалась:
— Господи, как же тут теперь хорошо… Прямо как в старые времена.
— Я же говорила, он ещё послужит, — отвечала я, уставшая, но счастливая.
Когда всё было готово, мы сидели с ней на обновлённой веранде. Закат золотил воду, чай в кружках уже остыл. Вдруг она опустила взгляд и прошептала:
— Оль… Я отдала дом Насте.
— Что? — я не сразу осознала.
— Ну, твоей сестре… У нежe же проблемы. Развод, сын, жить негде. Я подумала, ей нужнее…
Я онемела. Просто сидела, не в силах вымолвить ни слова. Внутри будто что-то оборвалось. Как будто вырвали кусок души. Этот дом был моей надеждой, моим утешением. Я верила, что он всегда будет моим. Я вложила в него не только деньги — силы, душу, всю себя. А Настя? Она и не вспоминала про этот дом. Не приезжала. Ему места в её сердце не было. И мама даже не спросила меня. Просто взяла и отдала.
Я не устроила скандал. Не кричала. Просто встала и ушла. Несколько дней не могла ни есть, ни спать, ни говорить. В груди была такая пустота, что даже дышать было больно. Будто мама вырвала что-то живое и бросила под ноги. Как будто сказала: «Ты сильная, ты переживёшь». Только вот… я не пережила.
Через неделю я набралась духу и позвонила:
— Мам… Ты хоть чуточку жалеешь?
Она помолчала. Потом ответила:
— Я хотела помочь вам обеим… Но, кажется, обидела именно ту, что всегда была рядом.
С той поры я стала бывать у неё всё реже. Сестра теперь живёт в том доме. Мы почти не разговариваем. Дом у реки больше не дом. Он стал просто стенами. Чужими. Холодными. Как и та часть меня, что навсегда осталась там.
Иногда предательство приходит не от врагов, а от самых родных. Обещания, данные в любви, особенно между матерью и дочерью, должны быть нерушимы. Потому что рана, нанесённая рукой близкого, не затянется ни со временем, ни с прощением. Её не залечат слова, не исправят оправдания. Она просто останется. Навсегда.
