В тихом городке под Владимиром, где золотая листва шелестит под ногами, моя жизнь в 55 лет разваливается на глазах — и виной всему свекровь. Меня зовут Светлана, и вот уже 30 лет я замужем за Владимиром. У нас двое взрослых детей, но всё пошло под откос два месяца назад, когда он привёз к нам его мать — 84-летнюю Валентину Петровну. Я на грани: скоро подам на развод, потому что больше не выношу её диктат и его молчаливое согласие.
Брак, который был моей крепостью
Мы с Владимиром поженились молодыми, вместе прошли через всё — бедность, радости, воспитание детей. Он всегда был опорой, хоть и неразговорчивым. Его мать жила в деревне в 50 километрах от нас, и я терпела её редкие визиты, хоть она всегда давала понять, что я ей не пара. Наша квартира была нашим гнёздышком: я, бывшая учительница, и Володя, отставной механик, коротали дни в тишине. Но всё рухнуло, когда она переступила наш порог.
Пару месяцев назад Валентина Петровна упала и сломала руку. Владимир, не спросив меня, заявил: «Заберу маму, ей нужна помощь. Ненадолго». Я согласилась, думая, что это на пару недель. Но она осталась — и превратила наш дом в свою вотчину. Рука давно зажила, но она и не думает уезжать, а Владимир молчит, будто так и надо.
Свекровь, которая захватила мою жизнь
Валентина Петровна — как буря. С первого дня начала устанавливать свои порядки. «Света, суп недосоленный», «Зачем так гладишь?», «Пыль на полках — тебе не стыдно?» — её голос не умолкает. Она перекладывает мои вещи, выкидывает еду, если ей не нравится, указывает, что покупать. Я ухаживаю за ней: стираю, готовлю, бегаю в аптеку, — а в ответ только упрёки. «В наше время невестки уважали старших», — бросает она, и я чувствую себя бесплатной прислугой.
Хуже всего — её влияние на Владимира. Она нашептывает ему, что я «ленивая», и он верит. Вчера за ужином она заявила: «Володя, женился бы на другой — жили бы как люди». Я ждала, что он хоть слово скажет в мою защиту, но он лишь потупился. Его молчание — как нож в спину. Тридцать лет я строила эту семью, а теперь я здесь чужая. Даже дети, которые живут отдельно, твердят: «Мама, потерпи, она же старая». Но я устала.
Выбор, который рвёт душу
Больше не могу. Валентина Петровна не просто гостья — она украла мой дом, мужа, покой. Я сказала Владимиру: «Или она уезжает, или развод». Он лишь вздохнул: «Света, ну как так? Это же мать…» А как он может смотреть, как она меня топчет? Я не хочу скандалов, но жить так — значит сломаться. В 55 лет я хочу тишины, а не вечных придирок 84-летней хозяйки жизни.
Я почти решилась на развод. Подруга Татьяна говорит: «Свет, снимай комнату и начинай заново». Но страшно. Пенсия маленькая, здоровье уже не то, да и дети осудят. А вдруг Владимир выберет мать, и я останусь одна? Но ещё страшнее — превратиться в тень, которую все игнорируют. Валентина Петровна, может, и не хочет зла, но её слова душат меня. Владимир, может, и любит, но его слабость убивает.
Что делать?
Стою на перепутье. Поговорить с Владимиром ещё раз? Он не слышит. Уговорить Валентину Петровну уехать? Не согласится, а выгонять силой не хочу. Или всё-таки разводиться, как решила, и начинать с нуля? Дети просят подождать, но они не знают, каково это — жить под каблуком свекрови. В 55 лет я хочу просто дышать. Чтобы дом был моим, чтобы муж был моим, а не её сыном.
Соседки шепчут: «Света, правильно, хватит страдать». Но сердце ноет при мысли о разводе. Где взять силы уйти? Как защитить себя, не разрушив семью? Или это уже не семья, а тюрьма, из которой пора бежать?
Мой последний крик
Эта история — моя попытка выжить. Валентина Петровна, может, и просто старушка, но её слова калечат. Владимир, может, и хороший человек, но его молчание делает меня пустым местом. Я хочу, чтобы мои дети видели во мне сильную мать, чтобы дом был крепостью, а не полем боя. В 55 лет я заслуживаю покоя, а не роли рабыни.
Я — Светлана, и если придётся, уйду. Даже если сердце разорвётся. Пусть это будет мой последний шаг, но я не дам свекрови разрушить себя.
