Сын объявил, что нам с мужем пора составить завещание. Мне – 56, ему – 57.
Никогда не думала, что слова родного сына могут ранить так глубоко. У нас с мужем только один ребёнок – наш Святослав, наша радость, наше счастье. С первых дней его жизни мы жили ради него, отдавая всё, что у нас было: годы, заботу, мечты. Хотели, чтобы у него было всё самое лучшее – хорошая школа, уютная квартира, стабильное будущее. Ради этого мы с мужем, Виктором, отказывали себе во многом, трудились не покладая рук, копили каждую копейку. Но тот вечер в нашем тёплом доме в Рыбинске перевернул всё с ног на голову.
Святослав вошёл с серьёзным, почти строгим выражением лица. Он сел напротив нас за массивным столом в зале, будто готовился сообщить нечто важное. В груди у меня похолодело. «Мама, папа, нам нужно поговорить о будущем, – начал он, глядя мимо нас. – Пора уже оформить завещание».
Я онемела. Виктор перевёл на меня взгляд, полный недоумения, а у меня вдруг подкосились ноги. Завещание? Мы с мужем ещё бодры, планируем отпуск на Чёрном море, мечтаем о ремонте, а наш сын заговорил о смерти? «Святослав, зачем сейчас об этом? – выдавила я, стараясь скрыть дрожь в голосе. – Мы здоровы, у нас ещё вся жизнь впереди». Но он оставался твёрд. «Мама, возраст не при чём. Нужно всё уладить заранее, чтобы потом не возникло сложностей. Я должен знать, что мне достанется».
Его слова резанули, как лезвие. В них не было ни капли заботы о нас, о нашем самочувствии. Лишь холодный расчёт, будто он уже делил наше имущество, не дожидаясь нашей кончины. Я смотрела на него – на мальчика, которого растила с такой нежностью, – и не верила своим ушам. Неужели для него мы теперь лишь владельцы жилья, машины и сбережений? Не родители, а возможное наследство?
Виктор молчал, уставившись в стол, словно искал в древесных прожилках ответ на этот кошмар. А я боролась со слезами, которые подступали к глазам. Как вышло, что сын, которого мы оберегали, которому отдавали всё, теперь видит в нас только материальную выгоду? Вспоминала, как ночами сидела у его кровати, как Виктор учил его играть в хоккей, как мы радовались его первым успехам. А теперь он сидит перед нами и рассуждает о завещании, словно мы уже на пороге вечности.
«Святослав, – наконец произнёс Виктор, его голос звучал ровно, но я слышала, как в нём дрожит боль, – мы всегда жили ради тебя. Всё, что у нас есть, – твоё. Но поднимать этот вопрос сейчас… Будто ты торопишь события». Сын нахмурился, будто не ожидал такого ответа. «Папа, я просто хочу избежать недопонимания, – сказал он, но в голосе сквозило раздражение. – Не хочу, чтобы потом были разногласия».
Недопонимание? Разногласия? Внутри всё сжалось от обиды. Мы с Виктором всегда были единым целым, всегда трудились ради семьи, ради Святослава. А теперь он говорит о каких-то спорах, будто мы – чужие люди. В тот миг я почувствовала, что между нами что-то надломилось, словно тонкий лёд. Любовь, доверие, тепло – всё, что мы годами выстраивали, пошатнулось от его слов.
Я собралась с духом. «Святослав, – проговорила я, стараясь держаться твёрже, – мы с отцом живём ради тебя, но это не значит, что мы обязаны сейчас думать о смерти. Мы ещё здесь, с тобой. Разве это не главное?» Он лишь пожал плечами, будто мои слова ничего не значили. «Я просто думаю о будущем», – бросил он и вышел, оставив нас в тяжёлой тишине.
Той ночью я не могла заснуть. Лежала рядом с Виктором, слушала его ровное дыхание и размышляла: где мы ошиблись? Может, слишком баловали Святослава? Может, дали ему столько, что он перестал ценить не вещи, а нас самих? Утром Виктор, словно угадав мои мысли, сказал: «Он ещё молод, Люда. Может, просто не осознаёт, как это прозвучало». Но в его глазах читалась та же боль, что грызла меня.
Прошёл месяц, но та беседа так и осталась занозой в сердце. Святослав больше не возвращался к этой теме, но я замечала, как он стал избегать долгих разговоров. Словно понимал, что переступил границу, но не знал, как загладить. А я… я начала переосмышлять жизнь, размышлять о том, что по-настоящему важно. Мы с Виктором решили, что завещание, конечно, составим – но не ради сына, а для собственного спокойствия. Пусть всё будет по справедливости, как он хотел. Но где-то в глубине души я надеюсь, что однажды он поймёт: настоящее наследство – не квартиры и счета, а любовь, которой мы его окружили.
Жизнь в Рыбинске течёт своим чередом. Мы с Виктором всё так же мечтаем о море, смеёмся над старыми анекдотами и радуемся, когда Святослав заходит в гости. Но тот вечер оставил след – горький, но поучительный. Он напомнил нам, что время не щадит никого, и заставил ценить каждый день, проведённый вместе. А Святославу, хочется верить, ещё предстоит осознать: семья – это не договор, а связь, которая крепче любых документов.
