Сын сказал, что нам с мужем нужно составить завещание. Мне 56, ему 57.
Никогда бы не подумала, что слова родного сына могут так больно ударить по сердцу. У нас с мужем один ребёнок — наш Антон, наша радость, наша гордость. Всю свою жизнь мы посвятили ему, отдавая всё: силы, время, мечты. Мы хотели, чтобы у него было всё — хорошее образование, уютный дом, стабильность. Ради этого мы с Александром забыли о своих желаниях, работали без устали, копили каждую копейку. Но тот вечер в нашей квартире в Рязани перевернул всё.
Антон вошёл с серьёзным, почти хмурым лицом. Сел напротив нас за кухонным столом, будто готовился объявить что-то важное. Я почувствовала, как внутри похолодело. «Мама, папа, нужно поговорить о будущем, — начал он, глядя куда-то в сторону. — Вам пора оформить завещание».
Я онемела. Александр взглянул на меня, в его глазах читалось смятение, а у меня будто почва ушла из-под ног. Завещание? Мы ещё бодры, мечтаем съездить на юг, у нас столько планов, а сын уже думает о конце? «Антоша, зачем сейчас об этом? — проговорила я, стараясь, чтобы голос не дрогнул. — Мы же ещё полны сил». Но он не отступал. «Мама, возраст не при чём. Лучше оформить всё заранее, чтоб потом не было проблем. Я должен знать, что мне достанется».
Его слова резанули, будто лезвие. В них не было ни капли беспокойства о нас, только холодный расчёт, словно он уже делил наше имущество, не дожидаясь, пока мы уйдём. Я смотрела на него — на мальчика, которого растили с такой нежностью — и не верила своим ушам. Неужели для него мы теперь просто владельцы квартиры, машины и сбережений, а не родители?
Александр молчал, уставившись в стол, будто искал ответ в трещинках на дереве. А я с трудом сдерживала слёзы. Как так вышло, что наш сын, которого мы оберегали, которому отдавали лучшее, теперь видит в нас только источник наследства? Я вспомнила, как ночами сидела у его кроватки, как Саша учил его кататься на коньках, как мы радовались его первому слову. А теперь он сидит здесь и требует завещание, будто мы уже уходим.
«Антон, — наконец заговорил Александр, его голос звучал ровно, но я слышала боль, — мы всегда делали всё для тебя. Всё, что у нас есть, твоё. Но говорить об этом сейчас… Будто ты торопишь время». Сын нахмурился. «Папа, я просто хочу, чтобы всё было правильно, — ответил он, но в голосе сквозило раздражение. — Не хочу, чтобы потом начались ссоры».
Ссоры? Проблемы? Меня будто сжало внутри. Мы с Александром всегда жили семьёй, работали ради Антона. А теперь он говорит, словно мы чужие, словно между нами возможны споры. В тот момент я поняла: между нами что-то сломалось. То, что строилось годами — любовь, доверие, — затрещало, хрупкое, как лёд.
Я собралась с силами. «Антон, — твёрдо сказала я, — мы с отцом живём ради тебя, но это не значит, что мы должны уже сейчас думать о смерти. Мы ещё здесь, с тобой. Разве это не важнее?» Он лишь пожал плечами, будто мои слова ничего не значили. «Я просто думаю о будущем», — бросил он и ушёл, оставив нас в тягостной тишине.
В ту ночь я не спала. Лежала рядом с Сашей, слушала его дыхание и думала: где мы ошиблись? Может, слишком много ему давали, забыв научить ценить не вещи, а людей? Утром Александр, будто прочтя мои мысли, сказал: «Он ещё молод, Лена. Может, просто не понимает, как это звучит». Но в его глазах я видела ту же боль.
Прошёл месяц, а осадок остался. Антон больше не заговаривал о завещании, но стал реже задерживаться у нас, будто стеснялся. Будто знал, что переступил черту, но не знал, как загладить. А я… начала задумываться о многом. Мы с Александром решили, что завещание составим — но не ради Антона, а для себя. Чтобы, как он сказал, «всё было правильно». Но в глубине души я всё же надеюсь: однажды он поймёт, что настоящее наследство — не деньги, а любовь, которую мы дарили ему всю жизнь.
Жизнь в Рязани идёт своим чередом. Мы с Сашей всё так же мечтаем о поездке к морю, смеёмся над старыми шутками и радуемся, когда Антон заходит. Но тот разговор оставил след — горький, но важный. Он напомнил, что время неумолимо, и научил ценить каждый момент. А Антону, хочется верить, ещё предстоит понять: семья — это не сделка, а связь, которая держится не на бумагах, а на любви.