Всё перевернулось в тот вечер, когда муж огорошил меня требованием, которого я никак не ожидала. Дом — двухэтажный, с яблоневым садом — достался мне от бабушки, но не думайте, будто он просто свалился мне в руки. Три года назад пожар оставил от него лишь почерневшие стены да пепелище. Я поднимала его с нуля: каждый кирпич, каждую доску покупала на свои деньги, вкалывала без выходных, чтобы вернуть этим стенам жизнь. В них — память о моих предках, о бабушкиных сказках перед сном, о запахе пирогов из русской печи.
Живём мы в провинциальном городке Зубцове, где все друг у друга на виду, а новости разлетаются быстрее курьерского поезда. Мой муж, Дмитрий, никогда не был добытчиком. Его зарплаты хватает разве что на алименты детям от первого брака — младшему на кружки, старшему на институт. Я не упрекала его, но и не надеялась на поддержку. Весь уклад — крыша над головой, уют, даже продукты в холодильнике — держался на мне. Привыкла, что любая просьба вроде «купи хлеба» вызывает у него кислую мину, а потом неделю напоминает, как «одолжил» мне сотню рублей. Но то, что он потребовал вчера, ударило под дых.
Был обычный вечер: на плите булькал борщ, за окном гулял зубцовский ветер. Дима ввалился в дом, швырнул рюкзак и, не глядя в глаза, бросил: «Алёна, оформи на меня половину дома». У меня даже руки затряслись, половник грохнулся об пол. «Чего?» — переспросила я, надеясь, что ослышалась. Но он уже давил: «Или я тебе просто сожитель, которого терпишь по привычке?»
В висках застучало. Этот дом — моё наследство, моя крепость, всё, что у меня есть. Я вложила в него не просто деньги — душу, слёзы, десять лет жизни. А теперь он хочет половину? Родные в один голос: «Не вздумай, Лена!» И я их понимаю. Если брак развалится, Дима уйдёт с частью моего дома — того самого, что я поднимала из пепла. Это не честно. Это страшно.
Но дело даже не в разводе. Вдруг он захочет оставить свою долю своим детям? Любит их — это нормально. Но я не готова делить бабушкино наследство с чужими людьми. Не хочу, чтобы мой дом стал разменной монетой в его планах.
Пыталась говорить с ним: «Дима, это всё, что у меня есть. Не могу просто так отдать». Но он только хлопнул дверью: «Значит, мне тут вообще не место?» Больно, но я не сдаюсь. Не стану жертвовать своим покоем ради его амбиций.
Теперь между нами — стена. Он ходит хмурый, а я будто на минном поле. Люблю его, но не готова терять себя. Подружки в кафе у вокзала качают головами: «Ты права, Лена. Держись». И я держусь. Но как объяснить Диме, что мой отказ — не предательство?
Ночью ворочаюсь, смотрю в потолок. Вспоминаю, как бабушка вязала тут носки, рассказывая про деда, что строил этот дом к её свадьбе. Не предам её память. Не предам себя. Дмитрий, может, и не поймёт, но я не отдам то, что по праву моё. Этот дом — моя история, и я не позволю её переписать.
Зубцов живёт своей жизнью: соседи пересуживают, в саду зреют яблоки, дом стоит как ни в чём не бывало. Но в груди — камень. Чем всё кончится — не знаю. Знаю одно: не отдам ни пяди. Ни ради мужа, ни ради мира, ни ради чьих-то иллюзий. Мой дом — моя крепость. И я её не сдам.