Дочь спровадила отца в дом престарелых, чтобы прибрать к рукам его жилплощадь. Но её ждал сюрприз, мягко говоря, не из приятных.
Никогда бы не подумал, что в моей собственной квартире — уютной двушке в Серпухове — для меня вдруг не найдётся места. Моя дочь, Алевтина, которую я растил, не чая души, швырнула мне в лицо фразу, от которой сердце превратилось в камень: «Пап, не дуйся. Подумай о внуках. Отдай нам квартиру». Голос у неё был ледяной, как мартовский ветер, а взгляд — твёрже бетонной плиты.
«Пусть Олег к своей маме переезжает, у неё трешка», — попытался я сохранить лицо. Но Алевтина лишь фыркнула: «Ты же знаешь, мы с ней на ножах!» — и хлопнула дверью, шагая по моей квартире, будто уже полноправная хозяйка. Я стоял, как громом поражённый, не веря, что моя кровиночка, за которую я душу готов был отдать, способна на такое. Где-то в глубине души копошилась мысль, что, возможно, я упустил что-то важное в её воспитании, но признавать это не хотелось.
А потом меня добили слова восьмилетней внучки, Даши. Она посмотрела на меня своими невинными глазами и выдала: «Деда, ты нас разлюбил? Ты что, скупой?» Эти слова вонзились в сердце, как тупой нож. Я сдался. «Ладно, Алевтина, — прошептал я, чувствуя, как дрожит голос. — Бери квартиру. Но только с условием — заберёшь моего пса, Тузика». Она кивнула, и я, наивный, поверил её обещаниям.
Через два дня меня торжественно перевезли в дом престарелых. Коморка с облупленными обоями и скрипучей кроватью стала моим новым «пристанищем». Я сидел, уставившись в стену, и пытался понять, как моя жизнь скатилась до такого. «Привет, я Галина», — раздалось рядом. Пожилая женщина с усталой, но тёплой улыбкой присела рядом. «Не переживай, поначалу всем тяжело». Я спросил: «И тебя дети сюда спихнули?» Она покачала головой: «Нет, детей нет. Племянник. Выкупил мою квартиру и отвёз меня сюда». Её слова отозвались во мне эхом — я был не один в своём горе.
Каждые выходные я ждал, что Алевтина с Олегом и внучкой хоть заглянут. Напрасно. Ни звонка, ни весточки. Мой Тузик, мой верный товарищ, остался где-то в том мире, который я потерял. Но однажды в дом престарелых явился мой старый приятель, Сергей. «Вот ты где, Борис! — воскликнул он. — Я так и знал, что ты не уехал к родне. Ты бы Тузика никогда не бросил!» Я замер. «А что с Тузиком?» — выдавил я, чувствуя, как сердце колотится.
«У меня, не переживай. Жив-здоров», — усмехнулся Сергей. Он был юристом, и я знал — его слова не пустой звук. «Рассказывай всё как есть», — сказал он. Я выложил ему всю подноготную: про Алевтину, про квартиру, про предательство. Сергей выслушал, кивнул и бросил: «Собирай вещи. Поживёшь у нас, а я займусь этим делом».
Сергей оказался ангелом-хранителем. Мы вернули мою квартиру, выставив Алевтину с семейством за порог. Было больно слышать, как дочь кричит, обвиняя меня в чёрствости, но я не мог простить подлости. Квартиру мы продали. Я отдал Алевтине её часть — не хотел, чтобы она с пустыми карманами осталась, — а на свои деньги прикупил небольшую дачу под Серпуховом. Тишина, зелень, а Тузик — счастлив, носится по участку, как угорелый.
«Сергей, у меня к тебе ещё просьба, — сказал я, когда мы пили чай на веранде. — Помнишь Галину из дома престарелых? Вытащи её оттуда. Ей там не место». На следующий вечер мы втроём — я, Галина и Тузик — сидели у камина. Галина улыбалась, гладя пса, а я впервые за долгое время почувствовал, что жизнь налаживается. Алевтина звонила, слезно просила прощения, но я ещё не готов её видеть. Может, время залечит раны, а пока мне хочется одного — тишины в своём углу, среди тех, кто стал мне по-настоящему родным.
Эта дача стала моим спасением. Галина рассказывает байки, Тузик храпит у печки, а я наконец-то перестал чувствовать себя забытым. Алевтина выбрала свой путь, и я не злюсь, но моё сердце теперь с теми, кто не предал. Жизнь в Серпухове научила меня простой истине: семья — это не только фамилия в паспорте, а те, кто не бросит в беде.
