«Ты родного брата на улицу выкинуть собралась?!» — вот так моя мама, Лидия Семёновна, возмутилась, узнав, что мы не готовы приютить моего бессменного безработного братца Колю и его юную беременную супругу.
В каждой семье случаются размолвки. Одни — как пушинки, улетают с первым ветерком. Другие — впиваются в душу занозами. Наша семья из Твери, увы, не избежала таких драм.
Мою маму до сих пор колотит от негодования: мы с мужем отказались пустить в нашу квартиру младшенького Кольку и его жену. Просто так. Без денег, без договора, «на пару недель, пока не устроятся». Вот только «пару недель» у них обычно растягиваются на годы, а мы эту жилплощадь сдаём и гасим ипотеку. Да, квартира не мамина — официально она на муже, потому что он, в отличие от Колюни, работает, платит и вообще считается взрослым человеком.
Но для мамы важнее «кровные узы» — а значит, мы «обязаны».
Папа умер, когда мне было тринадцать, а Кольку только отдали в школу. Оба мы переживали горе, но мама почему-то решила, что страдает он сильнее. С тех пор она носилась с ним, как с фарфоровой вазой. Ни тарелку помыть, ни пыль протереть — «он же ещё ребёнок». А я — старше, значит, мне всё и надо.
Я взрослела быстро. Стирала, гладила, у плиты стояла. Когда пришло время поступать, мама надула губы: «Ты и так в доме за всё отвечаешь», «учеба — баловство». Пришлось подрабатывать: днём — пары, вечером — кафе. Мама, конечно, ворчала, но деньги брала. И осуждала каждую новую кофточку, которую я себе позволяла. Любую попытку съехать называла «изменой родительскому дому».
Потом я познакомилась с Димой. Он был старше, работал строителем, человек — как скала. Год встречались, потом расписались. Сняли двушку — оба мечтали о своём гнёздышке. Я устроилась бухгалтером, и мы начали копить. Жили на Димину зарплату, а моя шла на первоначальный взнос.
А потом умер его отец. Свекровь убивалась. У неё была сестра в Болгарии, вот она и позвала маму Димы пожить у моря, отвлечься. У тёщи осталась шикарная трешка в центре. Мы предложили: давай сдадим, а деньги будем перечислять тебе — на пенсию, на отдых. Аккуратно подбирали жильцов, следили за порядком. Всё честно.
Прошло три года. Тёща расцвела, возвращаться не спешила. Мы с Димой исправно платили ипотеку. И вот однажды она заявила: «Оформлю квартиру на Димку. Вы заслужили. Вам с ребёнком крыша над головой нужна». Мы растрогались до слёз.
А теперь — самое интересное. К этому моменту мой братец Коля обзавёлся женой. Девчонка — восемнадцать лет, животик уже округлился. Оба ютились у мамы — одна комната, вечные склоки. Невестку мама не выносила, но и выставить не решалась. И тут она узнаёт, что квартира теперь на Диме.
И вот Лидия Семёновна является к нам с «гостинцем» — пирогом, тортом и улыбкой во все тридцать два зуба:
— Какие вы у меня умнички! А я вот подумала… Может, Коленьку с Ларисой к себе возьмёте? Ненадолго. Всё равно же пустует. Вам-то не тесно!
Я, конечно, сдержалась. Но внутри всё бурлило, как самовар перед закипанием.
— Мам, квартира сдаётся. На эти деньги ипотека платится. Это не прихоть — необходимость. Мы не можем её освободить, — терпеливо объясняю.
А мама — в слёзы:
— Ты что, хочешь, чтобы брат по чужим углам скитался? Я тебя растила, всё для тебя, а ты так! Дима же добряк, он поймёт…
Дима промолчал. Я взяла слово:
— Мам, ты всю жизнь Колю баловала. Он не работал, не учился, ни за что не отвечал. Теперь у него ребёнок, а он даже комнату снять не может. Это не наша вина. Это твоё воспитание. Ты вырастила человека, который ждёт, что ему всё принесут. А мы с Димой вкалываем. Если тебе жалко — сама и помогай. У нас своя семья. И свои заботы.
Мама встала, молча собрала торт в пакет и ушла. С тех пор звонки — редкость. На сообщения отвечает сухо, в гости не зовёт.
А я вот думаю: что было бы, согласись мы? Квартиранты бы съехали, началось бы «мы на пару недель», потом «детсад же рядом», потом «рано ещё, малыш маленький», потом «мы тут как свои»… А мы бы остались с долгами и разбитыми мечтами.
Нет. Мы поступили правильно. Семья — это не повод терпеть чужую безалаберность. Пусть мама дуется. Её обиды — её выбор. А у нас — своя жизнь. И мы её никому не отдадим.
