«С жалостью к одиночеству: как мать, выгнавшая нас, стала требовать любви»

Иногда молчание ранит сильнее крика. Год назад мама бросила в лицо: «Ты мешаешь мне жить». В тот миг во мне что-то надломилось — тихо, но бесповоротно. А теперь она звонит ежедневно, врывается без предупреждения, упрекает и жаждет внимания. Её одиночество — моя вина. Её пустота — мой долг. Вот только никто не вспоминает, как всё началось…

Меня зовут Надежда. Я родилась в Нижнем Новгороде. У меня есть муж, маленькая дочь, работа и прошлое, о котором до сих пор больно вспоминать. Моё детство — это запах водки, драки за стеной и мамины синяки. Отец пил. Не по праздникам — а будто хотел сгореть. А потом крушил мебель, бил мать, орал. Я молилась, чтобы она ушла. Мечтала о побеге. Но мама терпела.

Когда я поступила в университет, мы остались вдвоём — отец исчез после смерти деда. После похорон мама подала на развод, и мы получили в наследство трёшку в черте города.

Я переехала в общагу — хотела свободы. Домой наведывалась, помогала. А после защиты диплома мы с женихом решили расписаться. Встал вопрос: где жить? Я робко предложила пожить у мамы. Всё-таки квартира наполовину моя.

Её ответ врезался в память:

— Я что, всю жизнь должна на тебя пахать? Хочу пожить для себя!

Я не спорила. Не ревела. Просто сжала кулаки. Свекровь приютила нас. Тогда я думала: мама заслужила отдых. Тихо дулась, но молчала.

Потом я забеременела. Не планировали, но не испугались. Муж подрабатывал, я шила на заказ. Свекровь стала мне второй матерью: нянчилась с внучкой, варила борщи, давала мне выспаться. Мы копили на своё жильё. Трудно, но терпимо.

А мама… мама не появилась. Ни во время беременности, ни после родов. Ни звонка, ни помощи. Будто меня не существовало.

И вдруг — спустя год — началось. Ежедневные звонки. То «мне одиноко», то «давление скачет», то «ты меня забыла». Стала вваливаться без предупреждения, требовать, чтобы я таскала к ней внучку. Кривила губы:

— Всю жизнь на тебя положила, а ты даже чаю не предложишь. Хорошо, Наденька, в старости одной помирать.

И вот тогда стало по-настоящему больно. Не из-за её слов — а потому что она стёрла из памяти, как сама захлопнула дверь, когда мне было страшно.

Мама не спросила, как я пережила схватки. Не принесла даже пелёнок. Не качала мою малышку. А теперь хочет любви — сразу и без условий. Будто между нами ничего не было.

Муж говорит, её бросил тот мужчина, ради которого она меня оттолкнула. Что теперь я — её «развлечение». Но я — не игрушка. У меня своя семья. Ребёнок, заботы, недосып. Я не могу быть утешением для того, кто сам отказался от меня.

Не знаю, как быть. Молчать — горько. Ругаться — не хочу. А прощать по умолчанию — больше не могу. Быть дочерью — не значит забывать себя. И любовь не вымогают у тех, кого однажды предали.

Оцените статью
«С жалостью к одиночеству: как мать, выгнавшая нас, стала требовать любви»
Цена измены