Золовка предложила отдать мать в дом престарелых — и чуть не убила её

Вчера мой муж впервые в жизни навсегда поссорился с младшей сестрой. До этого он был для неё опорой во всём: защищал, выручал, прощал. Носился с ней, как с писанной торбой, даже когда она уже давно выросла и лишь наступала на одни и те же грабли. Но то, что она учудила теперь, — за гранью. Я не верила, что родная дочь способна на такое.

Алёна — так зовут мою золовку — всегда была непростой. У неё в голове твёрдая уверенность: мир крутится вокруг неё. Вечно виноваты другие, вечно ей что-то должны — только не она сама. То не хватает рублей, то жильё не устраивает, то мужья «недостаточно хороши». И всякий раз мой муж, Дмитрий, вытаскивал её из ямы. Деньги «взаймы» она брала часто, но слово «вернуть» для неё не существовало. Все знали — не отдаст.

Их мать, Галина Петровна, подняла детей одна. Отец ушёл к другой, а потом и вовсе исчез. Ни алиментов, ни участия — только фамилия в документах. Галина Петровна тянула всё на себе и, конечно, баловала младшую — так бывает. Алёне доставались лучшие платья, подарки, забота. А Дмитрий с малых лет был взрослым: подрабатывал, помогал, терпел.

Но Алёна выросла эгоисткой. С юности путалась с сомнительной компанией, школу еле закончила, учиться не хотела. Позже Дмитрий оплатил ей курсы парикмахера — зря. Работать она не желала: клиентов бросала, деньги проматывала, обещания не держала.

Дважды была замужем — оба раза разрушила семью сама. Мужчины терпели, но Алёна требовала, чтобы всё вращалось вокруг неё. Не вышло. Теперь — ни денег, ни жилья. И вот её «гениальный» план: продать квартиру матери, отправить Галину Петровну в дом престарелых, а на вырученные рубли купить себе однушку и открыть «салон красоты».

Когда я узнала — меня колотило. Услышала это не от Алёны, а от свекрови. Та пригласила меня на чай, села напротив, сжала дрожащие руки и прошептала, словно боялась произнести вслух: «Дочка хочет, чтобы меня не стало. Продать дом, а меня — туда, в чужой дом. Сначала думала — шутит, но нет…» И заплакала. Я смотрела на эту женщину, на её морщины, на чашку, которую она едва удерживала, и не могла поверить.

Она умоляла не говорить Дмитрию — мол, сердце не выдержит. Но как я могла молчать? Пришла домой и выложила всё. Тихо, с болью, но прямо.

Он замер, потом резко встал, накинул куртку и через полчаса уже стучал в дверь Алёны. Вернулся поздно. В глазах — ярость и пустота.

— Выгнал, — только и сказал. — Приказал не подходить к матери и забыть дорогу к нам. Она орала, визжала, обвиняла тебя: мол, это ты «настроила», мол, сама хочешь квартиру… Клялась «отомстить».

Но я — не виновата. Сделала то, что должна была. Потому что если бы промолчала, Алёна уговорила бы Галину Петровну. И та, из жалости, согласилась бы — ради «счастья» дочери. Осталась бы без дома в старости.

Теперь Дмитрий говорит: «Забудь. Пусть исчезнет из нашей жизни». А Галина Петровна страдает. Всё-таки дочь. Как ни есть — родная. Не может ни простить, ни понять.

И вот вопрос: а если бы Дмитрий поступил иначе? Забрали бы мать к себе, оставили Алёну в квартире? Стала бы она заботиться? Или выжила бы Галину Петровну? Почему взрослая женщина не может жить с матерью, если уж так нуждается? Или муж был прав, отрезав это раз и навсегда?

Иногда, чтобы спасти близких — нужно резать по живому. Без сожалений.