**Свет в ночи**
Когда-то давно, в морозную зимнюю ночь, звонок в дверь разорвал тишину студеного Петербурга. Матрёна спала крепким сном, но настойчивый звон не оставил ей выбора.
— Кто бы это мог быть в такой час? — проворчала она, переворачиваясь на бок. Но звон не стихал, становясь всё нетерпеливее.
— Да что вам надо?! — вскипятилась Матрёна, вскочив с кровати. Накинув старую шаль, она подошла к двери и глянула в глазок. На пороге стояла сгорбленная старушка, прижимающая к груди матёрого кота-ваську.
— Кто там? — грозно спросила Матрёна. Открывать не хотелось — мало ли что. Но вдруг старушка застонала и, скользнув по стене, медленно осела на пол. Кот вырвался и забегал вокруг, жалобно мяукая.
— Господи, за что мне это? — вздохнула Матрёна, поворачивая ключ.
— Бабуль, вам плохо? Сейчас скорую вызову, держитесь! — Подхватив старушку под руки, она довела её до кресла в горнице. Усадив, бросилась к телефону.
Кот, устроившись рядом, зорко следил за девушкой своими зелёными глазами.
— Скорая уже в пути. Как вас звать? — спросила Матрёна, стараясь говорить ласково.
— Агафья Тихоновна, — прохрипела старушка. — Документы… в сумке… — махнула она слабой рукой.
Матрёна осторожно сняла потрёпанный саквояж и достала паспорт.
— Дитятко, я в больницу не поеду, — прошептала Агафья Тихоновна. — Внук ждёт, денег ему надо… иначе выгонит, а кота… куда я его дену?
— Врач решит, можно ли вам идти, — твёрдо сказала Матрёна. — А за котом присмотрю, не тревожтесь. Но почему вы к внуку идёте с деньгами? Почему не он к вам?
— Ох, не спрашивай, родная… Не твоя забота.
В дверь постучали. Впустив врача и фельдшера, Матрёна отошла в сторону. Осмотрев старушку, доктор обернулся:
— Забираем в больницу, в Мариинскую. Завтра приносите передачу: бельё, кружку, тарелку.
— Никуда я не поеду! — запищала Агафья Тихоновна, но голос её дрожал.
— Поезжайте, бабуля, — мягко сказала Матрёна. — Завтра навещу. А коту у меня хорошо будет, я их люблю.
Утром Матрёна проснулась с мыслью: «Ну зачем я опять влипла?» Но тут же вспомнила морщинистое лицо Агафьи Тихоновны и улыбнулась. «Может, судьба…»
Детство её было тяжёлым. Родители-пьяницы не глядели на дочь, и единственным светом были соседские бабки. Кто гребешком волосы расчешет, кто пирожком угостит. В тринадцать родители сгинули от суррогата, и соседка Марфа Игнатьевна спасла её от детдома. Но в шестнадцать не стало и её. С тех пор Матрёна была одна.
В двадцать три она знала себе цену. Детдом закалил, научил зубы скалить. Потому, отыскав по паспорту адрес «внука» Агафьи Тихоновны, она шла без страха.
Дом стоял на окраине Коломны, на Тихвинской улице. У подъезда сидели две старухи. Матрёна присела рядом, и через полчаса знала всю подноготную.
Агафья Тихоновна жила тут всю жизнь, одна подняла внука после гибели дочери с зятем. Мальчишке было пять, когда он осиротел. Но, возмужав, связался с шпаной. Теперь в восемнадцать гнал бабку на улицу за деньгами, заставлял побираться, грозя придушить кота. Родительскую квартиру сдавал, а сам жил у неё — «теплее да сытнее». Полиция не лезла — «семейное дело».
Матрёна вскипела. Взлетела по лестнице и врезала в дверь кулаком. Открыл заспанный детина с мутным взглядом.
— Ах ты, стервец! — Матрёна наступала, как бульдозер. — Как смеешь бабку мучать? Собирай манатки и вали в свою берлогу, ясно?
Парень, ошалевший, кивнул.
— Услышу, что тронул её — прикончу! — бросила Матрёна. — И не вздумай проверять.
— Да ладно, отвяжись! Ты вообще кто? — буркнул он.
— Какая разница? Ослушаешься — найдётся у тебя пакетик, и сядешь на нары, — припомнила Матрёна детдомовские страшилки.
Через полчаса парень с мешком исчез. Матрёна прибралась в квартире Агафьи Тихоновны. Надо было успеть в больницу да за кормом для кота заскочить.
Старушка обрадовалась, увидев её.
— Это вам покушать. За кота не волнуйтесь, он сыт. А внука вашего я выгнала в его квартиру. Не спорьте, не дело это — старуху гнобить да кота мучить.
— Спасибо, родимая, — прослезилась Агафья Тихоновна. — Думала, на улице кости сложу, кому я нужна?
— Мне нужны. И коту вашему, — улыбнулась Матрёна.
Через неделю она забрала старушку домой.
— Как чисто, родная! Чем мне тебя отблагодарить?
— Ничем не надо, — ответила Матрёна. — Можно я вас бабушкой звать буду?
— Конечно, ласточка, — всплакнула Агафья Тихоновна.
Кот мурлыкал на печке. Его кормили, гладили, и главное — не было тут того, кто норовил пнуть.
Год прошёл. Матрёна так прикипела к старушке, что роднее не было. Только внук портил жизнь, иногда являясь с угрозами. Тогда они решили — Матрёна переедет к ней, а свою каморку сдаст. Деньги отдавала Агафье Тихоновне, хоть та и крестилась.
— Бабуль, я и так даром живу, совесть замучает.
Через год внук погиб в пьяной драке. Обе вздохнули с облегчением, хоть и стыдились этого.
Ещё через два года Матрёна встретила любовь. Новый врач в поликлинике, Сеня, был старше. Его забота о старушке трогала — так подбирал лекарства, что та будто помолодела.
— Дитятко, не упусти его, — шептала Агафья Тихоновна. — Золотой человек.
Когда Сеня сделаА когда их первенец, названный в честь бабушки Агафьей, сделал первые шаги, Матрёна поняла, что свет, зажжённый той зимней ночью, будет греть её семью ещё много-много лет.
Через полвека, сидя на той же скамейке у подъезда, уже седая Матрёна рассказывала правнукам историю о доброй старушке и коте, который когда-то привёл её к счастью.
Конец.
