**Разрыв навсегда**
— Ты мне больше не сестра! — прокричала Татьяна, всхлипывая. — Чтоб ты сгинула! Забирай свою воришку и проваливай!
— Ага, Вика, ты ещё будешь ползать у моих ног! — загорелась Виктория, глаза её метали молнии. — Будеть выть о прощении, но ты для меня — мёртвая!
Виктория схватила за руку рыдающую дочь и, бросив презрительное «Уф!», захлопнула дверь. Слова, сказанные в пылу ссоры, оказались не просто злыми — они стали пророчеством. Татьяна и Виктория больше не встретились. Мир менялся, годы катились, но сёстры так и не смогли перешагнуть через обиду. А было ли за что прощать?
Они были двойняшками, но души их словно жили в разных мирах. Тихая, задумчивая Вика всегда терялась рядом с огненной, взрывной Таней. Ещё бы! Татьяна родилась на двадцать минут раньше и всю жизнь тащила на себе «груз старшей», как любила повторять.
Ссорились они редко. Когда в девятнадцать лет они остались сиротами, их связь стала только крепче. Но жизнь не щадит даже родных, разбрасывая их по свету. Татьяна первой вышла замуж и уехала в Екатеринбург, в шумный городской водоворот. Виктория осталась в родном селе Подгорное, вскоре тоже обзаведясь семьёй. Но расстояния не ломали их: письма, звонки, редкие встречи — ниточка не рвалась.
Викой первой стала матерью. Её дочь Катя, с такими же серыми глазами и ямочками на щеках, была её копией. А Таня долго не могла забеременеть. Лишь через десять лет брака у неё родился сын Гриша — долгожданный, ставший солнцем для всей семьи.
Вика с Катей часто приезжали в город, привозя гостинцы из села: мешки картошки, банки солёных огурцов, парное молоко. Татьяна ворчала, но с благодарностью принимала дары. «Гришка у тебя тощий, — ворчала Вика, — его бы деревенским салом подкормить!» Таня смеялась, и в эти моменты сердце её оттаивало.
Но беда пришла внезапно. Муж Тани умер от удара, скоропостижно. Врачи развели руками — слишком быстро. Мир рухнул. Татьяна осталась одна с трёхлетним Гришей, с копеечными сбережениями и чёрной дырой в душе. Как жить? Как поднять сына одна?
Виктория пыталась быть рядом, но чем она могла заполнить эту пустоту?
— Тань, давай Катя у тебя поживёт? — предложила она. — Школу окончила, лето впереди. С Гришей посидит, по хозяйству поможет. Да и тебе веселее.
Сама Вика не могла остаться — дома ждали корова и муж, который без неё мог наломать дров. Но сестру бросать было нельзя.
— Вик, Катя мне как родная, — ответила Татьяна. — Если хочет — пусть остаётся.
— Да она сама напросилась! — обрадовалась Вика. — Говорит, в городе поступать хочет, на архитектора. Ну, молодая, пусть пробует. Под твоим присмотром лучше, чем одна шататься.
Таня обрадовалась племяннице. После смерти муха квартира была пустой, и тишина пожирала её изнутри. Когда Гриша засыпал, она давала волю слезам. Может, Катя хоть немного разгонит это одиночество?
И правда, племянница стала спасением. Пока Таня была на работе, Катя забирала Гришу из садика, варила суп, потом зубрила билеты. Жизнь потихоньку налаживалась.
Но счастье — хрупкая штука.
Подходили сорок дней. Татьяна решила устроить скромные поминки, но денег не хватало. Зарплата — только через неделю. «Возьму из заначки, потом верну», — подумала она и потянулась к жестяной банке из-под печенья, где муж хранил отложенные рубли.
Он копил на машину, даже планировал, как быстрее набрать сумму. Но теперь эти деньги нужны были на жизнь. «Он бы не серчал», — мелькнуло у Тани, когда она открыла тайник. И она остолбенела. Банка была пуста.
Мысли смешались. Кто мог взять деньги? Когда? Таня не проверяла заначку полгода — сначала Гриша болел, потом грянула беда. Но никто не знал про банку! Кто мог догадаться?
И вдруг ее осенило. Только тот, кто близко…
— Тёт Тань, я сдала экзамен! — весело крикнула Катя, вбегая в квартиру. — Осталось два, и я поступила!
Татьяна не ответила. Она сидела на кухне, сжимая пустую банку, лицо — каменное.
— Кать, признавайся, куда делись деньги? — голос её дрожал. — Потратила или кому отдала? Говори!
Катя замерла.
— Какие деньги?
— Те, что ты стащила из банки! — Таня швырнула её в стену, едва не задев племянницу.
— Я… я не брала! — слёзы хлынули у Кати.
— Кто же тогда? — Татьяна уже не сдерживалась. — Ты единственная, кто тут крутится!
В этот момент в дверь вошла Вика, приехавшая заранее помочь с поминками. Она застыла, услышав крики.
— Что тут творится? — спросила она, но Таня уже повернулась к ней.
— А, приехала! — прошипела она. — Воровку воспитала, теперь расхлёбывай! Если деньги не вернёте — в полицию пойду! Пусть сядут обе!
Катя рыдала, Вика пыталась вставить слово, но Таня не слушала. Обида и боль ослепили её. В ярости сёстры приняли страшное решение — вычеркнуть друг друга из жизни.
«У меня больше нет сестры», — думала каждая, задыхаясь от гнева.
Татьяна чувствовала себя преданной. Чем больше она винила Вику и Катю, тем сильнее разгоралась злость. Как они могли? Теперь она осталась одна против целого мира.
Лихие девяностые добавили горя. Таня работала до изнеможения, но денег всё равно не хватало. Как она мечтала позвонить Вике, выговориться, пожаловаться на цены, на жизнь! Сестра бы примчалась с картошкой, с теплом. Но обида была сильнее.
Годы пролетели в заботах. Татьяна не вышла замуж — не до того было. Гриша вырос, уехал в восемнадцать, поступил в университет, женился. Теперь он был успешным адвокатом, почти выплатил ипотеку, но с матерью виделся редко — её вечное недовольство отталкивало.
— Мам, ты почему трубку не берёшь? — Гриша ворвался в квартиру, запыхавшись.— Я уже думал, с тобой что-то случилось!
Таня молча показала на выключенный телефон, а Гриша, вздохнув, взялся за него, но вдруг из-под старой фотографии на столе выпал пожелтевший листок — записка мужа, где дрожащим почерком было написано: *«Деньги переложил в книгу, боюсь, банку кто-то найдёт»*.
