**12 июня, пятница**
Сегодня снова была в женской консультации, в нашем тихом городке Зеленодольске. Уже и не помню, сколько раз за последний месяц приходила сюда. Каждый раз ухожу со слезами — они сами текут, будто им нет конца. В глубине души, может, ждала, что кто-то остановит меня, обнимет и скажет: «Все будет хорошо». Но ответа так и не нашла. Жизнь затянула в тугой узел, а в самом его центре — маленький, ни в чем не повинный человечек. Все вокруг твердят: «Зачем тебе, одинокой сорокалетней женщине, четвертый? Не усложняй себе жизнь!»
А ведь когда-то все было иначе. Были счастливые дни: муж Дмитрий, наш уютный дом в Зеленодольске, трое ребятишек — их топот, смех, крики наполняли каждый уголок. Но судьба ударила безжалостно: Дмитрий погиб в автокатастрофе, и я осталась одна с детьми-подростками. Выживала, как могла, забыв о себе. Перестала быть женщиной — превратилась в тень, вечно спешащую между работой и домом. И все же… когда-то захотелось снова почувствовать себя любимой. Встретила человека, который казался опорой. Но стоило заговорить о ребенке — он исчез, бросив на прощанье: «Я не для такого». И вот я опять одна, с пустотой внутри и страхом перед тем, что впереди.
Дни шли, а решения не было. Я снова и снова приходила в консультацию, слушала врачей, кивала и плакала. Боль некуда было деть, и больничные стены стали моим безмолвным убежищем.
Сегодня вечером сидела в коридоре на жестком стуле, лицо уткнула в ладони. Слезы капали на пол, волосы прилипли к мокрым щекам. За окном бушевала гроза, грохотал гром, и вдруг в коридоре погас свет. Темнота накрыла меня, в груди сжалось. «Господи, — шептала я, сжимая кулаки, — спаси моего малыша! Помоги, я не знаю, как быть!»
Внезапно свет вспыхнул, и в коридор вышел заведующий. А следом, шаркая тапками, вошла баба Галя — Галина Степановна, как уже давно никто ее не звал. Когда-то она была медсестрой, настоящей спасительницей: выхаживала рожениц, принимала новорожденных. Руки у нее были золотые, а тихие молитвы, о которых знали немногие, творили чудеса. Но с новым начальством не поладила, и теперь мыла полы в отделении. Бабу Галю все уважали и немного побаивались — в ней чувствовалась какая-то неубиваемая сила и странная доброта.
Заведующий прошел мимо, даже не взглянув. А баба Галя остановилась. Долго мыла руки, как привыкла за годы в медицине, потом присела рядом.
— Ну-ка, выкладывай, что у тебя случилось, — сказала она, глядя на меня ясными, почти молодыми глазами. — Смотри-ка весь пол залила слезами.
Могла бы обидеться на такую прямоту, но в ее взгляде было столько тепла, что я снова разрыдалась. Слова полились сами: о Дмитрие, о том, как трудно одной с тремя детьми, о ребенке, которого никто не хочет — ни отец, ни родня, ни врачи.
Баба Галя слушала молча, потом вдруг тихо рассмеялась — ее смех был легким, будто летний ветерок. В глазах вспыхнули искорки.
— Моя бабушка, — начала она, — после войны одна пятерых подняла. Мужа убили, а она еще двоих сирот приютила. В колхозе пахала, ночью шила, а всех вырастила — и все в люди вышли, дружные. А ты, милая, не слушай никого. Выносишь, родишь — и этот малыш станет твоим счастьем. Дети — это Божья благодать. Не бойся, у Господа всего вдоволь.
Эти слова будто сняли тяжесть с души. Почувствовала, как усталость и боль уходят, а за спиной будто крылья выросли. Очнулась уже на улице, под теплым летним дождем. В душе стало светло, как после грозы. И я наконец поняла, что делать.
Моя Аленка, родившаяся в тот год, стала светом семьи. Умница, лапочка, с такими же русыми кудряшками, как у меня, уже в пять лет помогала по дому. Старшие братья ее обожали. Замуж я так и не вышла — чуда не случилось. Но то, что произошло тогда, в грозовой вечер, было настоящим чудом. Кто это был — баба Галя или ангел? Не знаю. Больше я ее не видела. Кто-то говорил, что чудо — когда мой старший, Сашка, в двадцать лет устроился на завод и первую зарплату отдал мне, отправив в санаторий. Но я лишь улыбаюсь: «Поживем — увидим. У Бога, как говорится, всего много».
