Юлия стояла перед зеркалом в ванной, сжимая в дрожащих пальцах тест на беременность. Одна полоска. Как в прошлый раз. Как всегда. Она прищурилась, всматриваясь — может, вторая проступит? Хоть чуть-чуть, хоть намёком. Но пластик оставался равнодушно чистым.
Ком в горле. Она глубоко вздохнула и медленно вышла в зал. Опять этот замкнутый круг: надежда — томительное ожидание — горькое разочарование. А ведь сегодня утром она клялась себе — на этот раз всё по-другому.
Вечером с работы вернулся Дмитрий. Не успел снять ботинки, как Юлия выдохнула:
— Опять ничего.
Он молча подошёл, обнял её, и она спрятала лицо в его плече, сдерживая дрожь.
— Врачи говорили, шансы есть, — пробормотал он, гладя её по спине. — Есть же ЭКО. Мы не отступим.
— А если и это не сработает? — подняла на него влажные глаза Юлия. — Что тогда?
Дмитрий мягко улыбнулся, поправляя её русую челку:
— Тогда будем жить, как жили. Вдвоём. Счастливо.
Но эти слова не принесли покоя. Где-то в глубине души Юлия знала: придёт день, и он захочет стать отцом по-настоящему. И что тогда? Уйдёт? Пожалеет, что связал жизнь с бесплодной женщиной?
Три года попыток. Сначала — лёгкие, беззаботные. Потом — с календарями, градусниками, походами по клиникам. Проблему нашли, но небольшую. Вылечили. Анализы — идеальные. А малыша всё нет.
И каждый месяц — один и тот же ад. А ещё была свекровь. Людмила Степановна.
С самого рождения Дмитрия его мать мечтала о внуках. Сначала — деликатные намёки. Потом — прямые вопросы. Затем — откровенные упрёки.
Дмитрий просил её не лезть, но что для неё слова сына?
— У Лены из пятого подъезда уже третий! — возмущалась она. — А вы что, инопланетяне, что ли?
Каждый её визит превращался в пытку. Обсуждения «правильных» невесток, «несчастного» сына и «испорченной» женской доли.
Людмила Степановна никогда не кричала. Её тонкие уколы были куда болезненнее криков. И однажды Юлия поймала себя на мысли: а может, Дмитрий действительно заслуживает другую? Ту, что подарит ему сына? Может, это будет по-честному?
В тот раз свекровь уехала особенно злая. А через два дня, когда Дмитрий ушёл в ночную смену, в дверь постучали.
— Вернулся? — удивилась Юлия.
Но на пороге стояла Людмила Степановна. В шали, с жёстким взглядом, будто пришла на войну.
— Войдёшь, Юлечка? Нам надо поговорить, — без разрешения прошла в кухню и села, как судья.
Юлия машинально поставила чайник.
— О чём, Людмила Степановна?
— Дочка, ты у меня умница. Добросовестная. Но тебе надо уйти. Отпусти моего сыночка.
Юлина рука дёрнулась. Фарфоровая чашка едва не разбилась о кафель.
— Вы… что?
— Ты ведь сама понимаешь, — свекровь сложила ладони на столе. — Три года бесплодных мучений. Дима страдает, я вижу. Ему нужна полноценная семья. Если любишь — отпусти. Пока не поздно.
Юлия онемела. То, о чём она боялась думать, теперь звучало вслух. И так убедительно, что почти казалось правильным. Жестоким милосердием.
— Это наше с Димой решение, — прошептала она.
— Он сам не уйдёт. Жалеет тебя. Но разве это жизнь? Ему нужна женщина, которая даст то, чего не можешь ты.
Ушла. Юлия осталась одна в тишине кухни. Хотелось кричать. Звонить Диме. Но какие слова подобрать?
Когда он вернулся под утро, она всё же выдавила из себя:
— Я… отпускаю тебя. Ты достоин счастья. Стать отцом.
— Ты в своём уме? — он схватил её за руки. — О чём ты?!
— Я не могу дать тебе ребёнка. А ты так мечтаешь…
— И что? Поэтому ты выгоняешь меня? Я люблю тебя, Юлька. Не за детей. За тебя.
— А если никогда не получится?
— Тогда я останусь с тобой. Без всяких «если».
Она разрыдалась. Выложила всё. Про визит. Про слова. Про боль.
Дмитрий посерел. Наутро рванул к матери.
Соседи потом неделю вспоминали этот скандал. Он орал так, что стёкла дрожали. Поклялся, что мать никогда больше не переступит их порог. Что если она посмеет…
Он сдержал слово. Полгода Людмила Степановна не видела сына. И внука, о котором так кричала. Потому что чудо случилось. Через два месяца после той ночи тест наконец показал две полоски. Те самые, которых ждали вечность.
Может, всё решило то, что Юлия отпустила страх. А может, твёрдость Дмитрия растопила её сомнения.
Он не спешил сообщать матери. Юлия уговаривала, но понимала — рано. Только когда живот стал заметен, они позвонили.
Людмила Степановна рыдала в трубку. Клялась, что больше ни слова. Внук родился крепким. Она стала образцовой бабушкой. Но между ними навсегда осталась невидимая стена — холодная и прозрачная.
Юлия многое могла простить. Но не попытку отнять у неё мужа. Любовь. Будущее. Жизнь.
Такие раны не заживают никогда. Они учат: настоящее счастье — не в исполнении чужих ожиданий, а в праве быть собой.