Мама, наверное, ты сидишь иногда на кухне, перебирая старые открытки, где все так искренне радовались моему появлению. Где улыбались люди, многие из которых уже стали частью прошлого. Ты бережёшь мои первые распашонки, мой выпавший молочный зуб, светлый локон — словно пытаешься удержать то время, когда я помещался у тебя на руках. Но ни один семейный альбом не в силах вернуть эти мгновения. И всё равно ты хранишь их — как самое дорогое. Потому что я твой сын.

Да, я вырос. Мне за тридцать, у меня есть жена, работа, ипотека и список дел на три жизни вперёд. Но знаешь, мам? Я всё тот же. Тот самый мальчишка, который прибегал домой с разбитой коленкой, с двойкой за контрольную, с комом в горле. Ты не допытывалась, в чём дело — просто обнимала. И я знал: завтра мне, может, и влетит, но сегодня — меня просто любят. Безо всяких «если».

Хочу, чтобы ты знала: я всё ещё он. Просто теперь ношу рубашку с галстуком, плачу за коммуналку и звоню реже, чем нужно. Не потому что забыл. А потому что неловко быть неидеальным — усталым, слабым, не справляющимся. Но когда совсем тяжело, я мысленно возвращаюсь в наш дом, где пахнет пирогами и где твой голос говорит: «Главное — пришёл, остальное наладится».

Помнишь, как в пятом классе ты достала из шкафа то серое пальто в клетку? Ты радовалась, что купила «на вырост» и теперь оно впору. А я устроил истерику, потому что был уверен — выгляжу в нём дураком. Смешно: сейчас у меня почти такое же — только брендовое, выбранное стилистом, и стоит оно, наверное, как наша старая «Волга». Но внутри я тот же мальчишка. Твой.

Я часто вспоминаю наше детство, мам. Потому что это не просто картинки из прошлого. Это мой фундамент. То, что делает меня мной. А ты — единственная, кто был рядом во всех этих историях. Только ты знаешь, как я бредил температуря, как боялся заглянуть в тёмный коридор, как рыдал, когда умер наш пёс Барсик. Ты прожила со мной всё. Поэтому я до сих пор твой сын.

Иногда, мам, я так устаю… Мир требует быть идеальным: быстрее, выше, сильнее. Расслабишься — проиграешь. А дома надо быть надёжным мужем, терпеливым отцом, скалой. И только одно место позволяет мне просто выдохнуть. Твой дом.

Ты не читаешь нотаций, не спрашиваешь: «Ну что, опять не справился?» Ты ставишь чайник, кладёшь руку на плечо и говоришь: «Давай посидим…» Здесь я могу не притворяться. Быть собой. Уставшим, сомневающимся, живым. И значит — я всё ещё твой.

В этой жизни так мало гарантий, мам. Бизнес может рухнуть, друзья разъехаться, жена охладеть, дети отдалиться. Но ты — как кирпичная печка в деревенском доме. Твёрдая, тёплая, нерушимая. Ты — единственный человек, в чьей любви я никогда не сомневался. Даже когда хлопал дверью, даже когда неделями не звонил.

Твоя любовь — не акция, не договор, не «авансом». Она — как свет в окне, видимый издалека. Она выдержала и мои кризисы, и мои дурные характеры. И это самая надёжная вещь, которая у меня есть.

Мама, я люблю одну женщину. Мою жену. Сначала ты ворчала: «Что ты в ней нашёл?» Но знаешь? Она похожа на тебя. Хранит первые каракули детей, записывает их смешные фразы, укрывает нас всех своим теплом. Она, как и ты, готова ждать их из школы — с синяками, двойками, слезами — но своих. Без условий.

Я смотрю на неё — и меньше боюсь за будущее. Я вспоминаю тебя — и меньше боюсь за себя. Потому что знаю: я вырос в любви и теперь передаю её дальше. В этом, наверное, и есть весь смысл.

Спасибо тебе, мама. За сохранённые школьные грамоты, за ночи у моей кровати, за каждое «ничего, бывало и хуже». За то, что, несмотря на годы, расстояния и моё упрямство… я всё ещё твой сын. И навсегда им останусь.