Он уехал за границу с любовницей, а мы строили планы на семью и детей
Я знаю, он не засто́ит моих слёз, но сердце не хочет забывать.
Пишу эти строки, потому что внутри всё рвётся на части — от обиды, от боли, от злости на себя за то, что до сих пор люблю человека, который растоптал меня, будто пустую бумажку под сапогом. Я не знаю, как разлюбить предателя, который просто вычеркнул меня из своей жизни, будто я была случайной ошибкой, а не частью его судьбы.
Мы с Димой росли в одном дворе. Ещё в старших классах начали встречаться, а потом вместе поступили в университет в Москве. Жили в съёмной однушке, как настоящая семья. Иногда денег не хватало даже на хлеб, бывало, засыпали голодными, но нам было достаточно одного — того, что мы рядом. Он обнимал меня перед сном, а я прижималась к его плечу, и каждую ночь он шептал: «Я тебя люблю». Эти слова грели сильнее, чем старое одеяло, и были дороже любой стабильности.
После университета остались в столице. Уже тогда мечтали о свадьбе, о детях, копили на дом в Подмосковье — с яблонями во дворе, с псом по кличке Барс, с крыльцом, где будут стоять качели. Дима устроился в крупную компанию, а я долго искала работу — казалось, никому не нужна. В итоге взяли в маленькую фирму за копейки, но я была счастлива: хотя бы могла помогать с бытом. В квартире появились наши вещи — плед с оленями, занавески в горошек, новые тарелки. Я строила дом, пусть даже и на съёмной земле.
Дима быстро рос в должности, и его начали отправлять в командировки. Раз в месяц он улетал — то в Берлин, то в Прагу, то в Рим. Возвращался всегда усталый, отстранённый, но я думала — переработки. А потом, в один вечер, он вдруг сказал, что его переводят в офис в Хельсинки на полтора года. Я разрыдалась — полтора года казались вечностью. А он… как будто окаменел. Ни объятий, ни слов «скоро увидимся». В ту ночь он впервые не сказал, что любит меня. Я почувствовала — что-то не так, но не хотела верить.
Провожала его молча. Ни слёз с его стороны, ни «скучай». Мне стоило огромных усилий не упасть на колени и не закричать: «Не уезжай!». Через неделю пришло письмо. Сухое, чужое. Он благодарил за всё, что было между нами, писал, что давно должен был сказать, но боялся: у него роман с коллегой. И она, кстати, тоже теперь в Хельсинки. Желал мне счастья и просил не ненавидеть. Всё. Без сожалений. Без объяснений. Без права на ответ.
Я плакала неделями, не ела, не спала, смотрела в стену и не понимала, как из любви можно просто сбежать. Самое страшное — он даже не нашёл сил сказать это в лицо. Просто исчез, оставивНо однажды я проснулась и поняла, что больше не жду его звонка, и в этом была моя маленькая победа.