Он отправил мать в дом престарелых. Её последние слова будут преследовать его вечно.
Возвращался я с работы поздно, уставший, как вдруг заметил соседа — Дмитрия. Сидел он на скамейке у подъезда, сгорбившись, лицо в ладонях, плечи тряслись. Хоть мы и не дружили, пройти мимо не смог. Мужчина под сорок, а рыдает, словно мальчишка.
— Что случилось, Митя? — осторожно спросил я.
Он поднял красные от слёз глаза и глухо выдохнул:
— Всё кончено. Я себя не прощу. Никогда…
Присел рядом. Долго молчал, потом заговорил, будто на духу:
— Мама умирает. В больнице. Только оттуда. Врачи сказали — шансов нет… А я… Я даже рядом не был…
Пять лет назад он устроил мать в частный дом престарелых под Подольском. Женщина ещё держалась, но годы брали своё — болели ноги, тяжело было ходить в магазин, готовить. Дмитрий тогда уже стал топом в крупной фирме, вечные командировки, переговоры, клиенты… Решил, что в пансионате ей будет лучше. Круглосуточный уход, врачи рядом — так он себе это оправдывал.
— Думал, что поступаю правильно. Что забочусь. Успокаивал себя, что плачу большие деньги — значит, сделал всё. А на деле… просто сбежал от ответственности.
Сначала навещал её раз в месяц. Потом — реже. А последний год вообще не приезжал.
— Всё время были дела, женщины, поездки. Всё казалось важнее, чем та седая женщина, которая когда-то водила меня за руку в школу…
А утром позвонили из пансионата. Медсестра. Мама в реанимации. Сказали срочно приехать. Он бросил всё и поехал.
— Захожу в палату… Она такая маленькая. Бледная. Глаза закрыты, дышит тяжело.
Голос его оборвался, но он продолжил:
— Я говорю: «Мама, это я…» А она открывает глаза, улыбается и шепчет: «Здравствуй, сынок…»
Дальше он говорил, будто выжигал слова в памяти:
— «Не сердись, что не сказала о болезни. Знала, как ты занят. Не хотела мешать. Врачи молчали, но я чувствовала — скоро конец. Вот и попросила позвонить. Хотела попрощаться. Посмотреть на тебя… убедиться, что ты в порядке».
Я замер. Дмитрий еле сдерживался, но продолжал, будто каялся:
— Она сказала: «Мне не страшно. Я привыкла к одиночеству. Но боюсь за тебя. Чтобы ты не оказался на моём месте. Чтобы твои дети не забыли о тебе. Чтобы у тебя всегда была семья…»
И последнее: «Жаль, не увижу, как ты женишься, как растут внуки. Не тяни, сынок. Заведи семью. Потому что семья — это всё, что у нас есть…»
Потом ей стало хуже. Он кинулся за врачами. Но она больше не очнулась…
Он замолчал. Мы сидели в тишине. Даже листья не шелестели. Я не нашёл слов. Просто сжал его плечо. Он закрыл глаза.
— Каждый день клянусь, что всё исправлю. Что если она откроет глаза — сделаю иначе. Но знаю: она не услышит. А её слова… останутся со мной навсегда.
