Я не стану жить с чужой старухой, твёрдо заявил внук, глядя матери в глаза.
Света, ну скажи ему сама! Устала уже уговаривать! Вера нервно теребила кончик платка, не поднимая взгляда на сына.
Что уговаривать-то? Денис поставил на стол гранёный стакан с чаем и уселся напротив. Я же ясно сказал: переезжаем через неделю. Квартиру снял, залог в рублях оставил.
Сынок, но как же мы тут… начала было Вера, но Денис резко махнул рукой.
Мам, мне двадцать восемь! Давно пора на свои хлеба, не находишь?
Из соседней комнаты донёсся приглушённый кашель, потом стук упавшей ложки и недовольное ворчание.
Видишь? вздохнула Вера. Опять что-то уронила. Пойду помогу.
Не ходи, Денис положил руку на её плечо. Пусть сама разбирается. Ты же не сиделка ей.
Дениска, она же старенькая…
Мам, хватит! голос сына стал твёрже. Она тебе никто. Вообще никто! Папина мать, которая за всю жизнь доброго слова тебе не сказала.
Вера поморщилась, будто от внезапной боли. Так и было: свекровь Татьяна Ильинична с первого дня её невзлюбила. Когда молодые поженились, та встречала невестку ледяными взглядами. Шушукалась с соседками, что сын мог бы и получше найти, что Вера «из простых», что характер у неё «не подарок». А после рождения Дениса и вовсе заявила, что внука будет воспитывать сама а то «мамка неопытная».
Помнишь, как она тебя величала? Денис видел, что попал в точку. «Эта твоя Верка». Даже по имени не называла. А после смерти папы вообще…
Замолчи, тихо попросила Вера. Не надо.
Но сын не унимался. После похорон прошло уже три года, а воспоминания о тех днях всё ещё резали душу. Татьяна Ильинична тогда прямо заявила: квартира была папина, а значит её. «Вам с вашим Дениской пора бы и честь знать». И главное «нахлебников» она терпеть больше не намерена.
А кто её в больницу возил после инсульта? продолжал Денис. Кто лекарства покупал? Кто по ночам дежурил?
Хватит, Вера встала, начала собирать со стола чашки.
Не хватит! Ты же видишь, что она делает! Специально ночью роняет вещи, телевизор на полную громкость включает. А эти её намёки, что «кормят, как собаку», что «лекарства экономят»…
Из комнаты свекрови раздалось резкое:
Вера! Иди сюда!
Женщина машинально направилась к двери, но Денис схватил её за руку.
Куда? Пусть сама встанет, если что-то нужно.
Денис, она же нездорова…
Нездорова? Да она здоровее нас обоих! Просто привыкла, что все перед ней на цыпочках ходят.
Вера! голос за стеной стал злее. Ты оглохла?
Вера вырвала руку и зашла к свекрови. Татьяна Ильинична лежала, укутанная в плед, а рядом на полу валялся вязальный клубок.
Подними, буркнула она. Руки заняты.
Вам очки подать?
Сама найду! старуха шарящей рукой нащупала на тумбочке очки. И чаю принеси. Горячего. А не ту бурду, что вчера подала.
Вера молча подняла клубок, положила на кровать и вышла. Денис сидел за столом, сжав кулаки.
Ну что, опять пошла прыгать по команде?
Не начинай, устало ответила мать.
Мам, слушай внимательно, Денис подвинулся ближе. Я переезжаю. И ты со мной.
Вера замерла с чайником в руках.
Как это?
Очень просто. Квартира двухкомнатная, нам хватит. Жить будешь, как человек, а не как прислуга.
А она?
А она пусть пожинает то, что посеяла.
Дениска, я не могу… Она же одна останется.
И отлично! Пусть попробует без тебя обойтись.
Вера поставила чайник на плиту, оперлась о стол. В голове гудело, а в груди странным образом смешались вина и облегчение.
Мам, помнишь, что она сказала после папиных похорон? голос Дениса смягчился. «Теперь можете съезжать». Помнишь?
Вера кивнула. Тот день врезался в память навсегда. Они вернулись с кладбища, сели поминать, а свекровь, до этого молчавшая, вдруг заявила: «Квартира моя. Ищите себе жильё».
А кто тогда ответил, что никуда не уйдёт? Кто сказал, что будет за ней ухаживать?
Я сказала, тихо призналась Вера. Но тогда она была в горе…
Мам, прошло три года! Три года ты её таскаешь по врачам, готовишь, убираешь. А она хоть раз «спасибо» сказала?
Вера задумалась. Благодарности она не слышала ни разу. Только упрёки: то суп недосолен, то бельё плохо выглажено. А недавно Татьяна Ильинична и вовсе заявила соседке: «Живу с чужими, только и ждут, когда помру».
Вера! Где чай?! донёсся крик из комнаты.
Неси! откликнулась Вера, но Денис встал и преградил ей путь.
Нет. Садись.
Денис…
Мам, сядь. Надо поговорить.
Она нехотя опустилась на стул. Денис сел рядом, взял её руки.
Мам, я не стану жить с чужой старухой, сказал он, глядя прямо в глаза. И тебе не советую. Тебе всего пятьдесят три. Зачем тратить жизнь на того, кто тебя не ценит?
Она не чужая, Дениска. Она твоя бабушка.
Бабушка? Денис горько усмехнулся. Которая с детства твердила, что я «в мать пошёл неудачник»? Которая, когда я в институт поступил, сказала: «Зря деньги тратят всё равно отчислят»?
Вера молчала. Она помнила каждое слово. Но тогда муж просил не обращать внимания: «Мать у меня сложная, но в душе добрая».
Вера! крик из комнаты стал злым. Ты что, сдохла там?
Денис резко встал и зашёл к бабке. Вера слышала, как он говорил:
Бабуль, мама занята. Хотите чай встаньте и сделайте сами.
Как ты смеешь?! взорвалась Татьяна Ильинична. Позови мать!
Не позову. И вообще через неделю мы съезжаем.
Куда?!
На свою квартиру. Я и мама.
Тишина. Потом неверящий шёпот свекрови:
А я?
А вы остаётесь здесь. Как всегда хотели.
Денис! позвала сына Вера, но он уже возвращался, довольный.
Всё, донес. Теперь пусть думает.
Зачем так резко?
Мам, мы сто раз это обсуждали. Ты сама говорила, что больше не можешь.
Это была правда. Особенно после случая, когда Татьяна Ильинична при гостях назвала Веру «нахлебницей».
Но она старая…
Мам, ей семьдесят пять, не девяносто! И болеет она не больше других. Просто привыкла манипулировать.
Из комнаты донеслись всхлипы. Вера встала, но Денис покачал головой.
Не надо. Это спектакль. Сейчас поплачет, а потом начнёт давить.
А вдруг правда расстроилась?
Правда? сын фыркнул. А где её слёзы были, когда она нас выгоняла?
Вера вспомнила тот день. Свекровь тогда не плакала. Наоборот говорила твёрдо, почти с торжеством.
Мам, давай попробуем, Денис взял её за руку. Переедем, поживём. Если увидим, что ей совсем плохо вернёмся.
А если что-то случится?
Есть телефон. Есть соседи. Можем даже сиделку нанять если она согласится за свои деньги платить.
Из комнаты послышалось шарканье. Татьяна Ильинична появилась в дверях, опираясь на костыль.
Ну что, решили старуху на произвол судьбы бросить?
Бабуль, мы просто съезжаем, спокойно сказал Денис.
А я как? Сама?
Вы же сами нас выгоняли. Помните?
Старуха замялась.
То… то было другое…
Что другое? Денис подошёл ближе. Тогда тоже квартира, тоже мы. В чём разница?
Разница в том, что теперь я больная!
Может, стоило раньше об этом подумать? голос Дениса стал жёстче. Прежде чем обижать тех, кто потом три года вас выхаживал?
Татьяна Ильинична посмотрела на Веру.
Вера, ты же не оставишь меня?
Анна Ильинична, Вера вдруг выпрямилась, вы помните, что сказали мне три года назад?
Молчание.
Вы сказали: «Теперь можете съезжать». Помните?
Я… я была в горе…
А мы в радости, да? Вера впервые за долгое время почувствовала, как внутри что-то лопнуло. Мы съезжаем. Через неделю.
Старуха опустила голову.
Вера…
Всё. Решено.
Денис обнял мать за плечи.
Молодец.
И Вера вдруг поняла: она действительно решила. Решила жить без вечных упрёков. Без страха каждое утро. Бза чувства, что она здесь чужая.
Впервые за годы она улыбнулась по-настоящему.
