Я не стану жить с этой старухой, сказал внук, глядя в глаза матери.
Мама, ну скажи ему сама! Я устала объяснять! Ольга нервно сжимала край скатерти, избегая взгляда сына.
Что объяснять? Дмитрий поставил чашку на стол и уселся напротив. Ясно сказал на следующей неделе съезжаю. Квартиру снял, депозит внес.
Сынок, но как же мы тут… начала было Ольга, но Дмитрий резко перебил.
Мам, мне двадцать восемь! Пора уже жить отдельно, не находишь?
Из соседней комнаты донесся глухой кашель, затем звук падающей вещи и раздражённое бурчание.
Видишь, вздохнула Ольга, опять что-то уронила. Надо проверить.
Не ходи, Дмитрий положил руку на её плечо. Пусть сама разбирается. Ты не сиделка.
Дима, она же старая…
Хватит! голос сына стал твёрже. Она тебе никто. Никогда не была родной! Папина мать, которая за всю жизнь ни разу тебя добрым словом не обмолвилась.
Ольга поморщилась, словно от удара. Да, свекровь Вера Степановна всегда её не принимала. Тридцать лет назад, когда они с мужем поженились, та встретила невестку холодно, шептала соседкам, что сын мог бы найти получше, что Ольга из простой семьи, что нрав у неё скверный. А после рождения Димы вообще заявила, что сама будет воспитывать внука, потому что мать дурёха.
Помнишь, как она тебя величала? продолжал Дмитрий, видя, что попал в цель. «Эта твоя Олька». Даже по имени не называла. А после смерти папы вообще…
Замолчи, тихо попросила Ольга. Не надо.
Но сын не унимался. После похорон прошло уже три года, а воспоминания о тех днях всё ещё резали сердце. Вера Степановна тогда прямо сказала: квартира принадлежала её сыну, значит, теперь её. Что Ольге с Димой пора искать другое жильё. Что она, мол, устала от этих чужаков.
А кто её поднимал, когда инсульт скрутил? не сдавался Дмитрий. Кто скорую вызывал? Кто по больницам таскался?
Хватит, Ольга встала, начала убирать со стола.
Не хватит! Ты же видишь, что она творит! Специально ночами стучит, посуду бьёт, чтобы ты не спала. Телевизор на полную громкость включает. А эти её шуточки про то, что кормят её объедками, что лекарства дешёвые покупают…
Из комнаты донёсся резкий окрик:
Ольга! Иди сюда!
Ольга машинально направилась к двери, но Дмитрий перехватил её за локоть.
Куда? Пусть сама встаёт, если что-то нужно.
Дима, она же больная…
Больная? Да она здоровее нас обоих! Просто привыкла помыкать. Папа её на руках носил, теперь ты продолжаешь.
Ольга! голос стал злее. Оглохла?
Ольга вырвалась и зашла к свекрови. Вера Степановна лежала, укрытая пледом, рядом валялся пульт.
Подай, буркнула она. Хочу посмотреть.
Очки у вас есть?
Есть, разумеется. Ты что, думала, я слепая? старуха нацепила очки. И чаю принеси. Горячего. А то вчера какую-то бурду подала.
Ольга молча подняла пульт и вышла на кухню. Дмитрий сидел, сжав кулаки.
Ну что, опять пошла по первому зову?
Не заводись, устало сказала мать.
Мам, слушай меня, Дмитрий подвинулся ближе. Я переезжаю. И ты едешь со мной.
Ольга замерла с чайником в руке.
Как?
Очень просто. Квартира двушка, места хватит. Живи спокойно, без вечных скандалов.
А она?
А она как хочет. Что посеяла, то и пожнёт.
Дима, я не могу… Она же одна останется.
Отлично! Пусть поймёт, каково это без твоей помощи.
Ольга поставила чайник, оперлась о стол. В голове мешались мысли, а в груди вина и странное облегчение.
Мам, ты помнишь, что она сказала после похорон? голос Дмитрия стал мягче. «Теперь можете съезжать, квартира моя». Помнишь?
Ольга кивнула. Тот день врезался в память навсегда. Они вернулись с кладбища, переоделись, сели пить чай. И тут свекровь, молчавшая всё время, вдруг заявила, что теперь всё иначе. Что Ольга с сыном здесь лишние.
А кто тогда сказал, что никуда не уйдёт? продолжал Дмитрий. Кто поклялся ухаживать за ней, несмотря ни на что?
Я, призналась Ольга. Но тогда другое было. Она только сына похоронила…
Мам, три года прошло! Три года ты ей прислуживаешь. Готовишь, убираешь, по врачам таскаешься. Она хоть раз спасибо сказала?
Ольга задумалась. Действительно, благодарности не было. Только упрёки: то суп недосолен, то рубашка плохо выглажена. А недавно Вера Степановна при соседке заявила, что живёт с посторонними, которые ждут её смерти.
Ольга! Где чай? донёсся крик из комнаты.
Несу! откликнулась Ольга, но Дмитрий преградил путь.
Нет. Садись.
Дим…
Мам, сядь. Надо поговорить.
Ольга опустилась на стул. Дмитрий взял её руки.
Я не стану жить с этой старухой, твёрдо сказал он. И тебе не советую. Тебе всего пятьдесят два. Зачем тратить жизнь на того, кто тебя не ценит?
Она не чужая, Димка. Твоя бабушка.
Бабушка? Дмитрий горько усмехнулся. Да она меня с детства не любила. Помнишь, как говорила, что я в мать пошёл, неудачник? А когда в универ поступил что деньги зря тратятся?
Ольга молчала. Она помнила. Помнила, как больно было слышать такое о сыне. Но муж просил не обращать внимания, говорил, что мать у него строгая, но в душе добрая.
Ольга! голос свекрови стал злым. Ты живая там?
Дмитрий резко встал, зашёл к ней. Ольга слышала, как он говорил:
Бабуля, мама занята. Хотите чай встаньте сами.
Как ты смеешь! возмутилась Вера Степановна. Позови мать!
Не позову. И вообще через неделю мы съезжаем.
Куда?
На свою квартиру. Я и мама.
Тишина. Потом неверящий голос:
А я?
А вы останетесь здесь. Одна. Как всегда хотели.
Дмитрий! позвала Ольга, но он уже возвращался, довольный.
Всё, объяснил. Теперь пусть думает.
Зачем так резко? Надо было обсудить…
Мам, мы сто раз обсуждали. Ты сама говорила, что больше не выдерживаешь.
Это была правда. Особенно после того случая, когда Вера Степановна при всех назвала её дармоедкой.
Из комнаты донеслись всхлипы. Ольга встала, но Дмитрий покачал головой.
Не надо. Это спектакль. Сейчас поплачет, потом начнёт давить.
А вдруг правда расстроилась?
Правда? Дмитрий усмехнулся. Мам, ты забыла, что она сказала после похорон? «Теперь можете съезжать». Где тогда были её слёзы?
Ольга вспомнила. Свекровь была сухой, даже торжествующей.
А потом что? Инсульт. Кто её вытащил?
Я, тихо сказала Ольга.
Верно. А она? Выздоровела и снова начала.
В комнате стихло.
Видишь? Дмитрий кивнул. Поняла, что слёзы не работают.
Ольга налила воды, задумалась. Сын прав. Вера Степановна никогда её не любила. Но бросить старуху одну…
Мам, я понимаю, Дмитрий будто прочёл её мысли. Ты добрая. Но подумай о себе. Ты тоже хочешь жить?
Ольга кивнула. Жить без вечного напряжения. Проснуться утром и не бояться, что опять что-то не так.
А помнишь, как было при папе? Мы в театры ходили. А теперь? Когда ты последний раз отдыхала?
Действительно, три года только работа, дом, аптечка. Подруга звала в кино, но нельзя свекровь одна.
Давай попробуем, уговаривал Дмитрий. Переедем, поживём. Если увидим, что ей совсем плохо тогда решим.
Из комнаты послышалось шарканье. Вера Степановна появилась в дверях.
Решили старуху бросить?
Никто вас не бросает, спокойно сказал Дмитрий. Просто живём отдельно.
А я как? Больная!
Не настолько больная, не сдавался он. Три года назад вы сами нас выгоняли. Помните?
Свекровь замялась.
То было другое…
Что другое? Дмитрий подошёл ближе. Тогда тоже была квартира. В чём разница?
Я теперь немощная!
Может, стоило раньше подумать? голос стал жёстче. Прежде чем обижать тех, кто потом три года за вами ухаживал?
Вера Степановна посмотрела на Ольгу.
Ольга, ты же не оставишь меня?
Ольга молчала. Внутри боролись жалость и обида.
Скажи ей правду, тихо попросил Дмитрий. Скажи, как устала.
Я никогда не говорила, что она чужая! вспыхнула свекровь.
Нет? А что вы сказали соседке? Что живёте с чужаками, которые ждут вашей смерти?
Старуха опустила глаза.
Я не так…
Как же? Мама тридцать лет здесь. А вы до сих пор её чужой считаете.
Ольга подошла к окну. На душе было тяжело.
Вера Степановна, сказала она, не оборачиваясь, вы помните, что мне сказали три года назад?
Я была в горе…
Вы сказали: «Теперь можете съезжать». Помните?
Тишина.
И что «натерпелись от чужаков». Это тоже помните?
Я не хотела…
Уже неважно. Важно, что сказали. И мы запомнили.
Вера Степановна опустилась на стул, вдруг постарев.
Но я больная…
Больная, согласилась Ольга. Но почему помогать должны именно те, кого вы чужими считали?
Старуха молчала.
Вера Степановна, продолжала Ольга, вы всю жизнь давали понять, что я здесь лишняя. Почему теперь я должна остаться?
Так положено… слабо пробормотала та.
Кому положено? вступил Дмитрий. Вам? А нам что положено?
Свекровь подняла на него заплаканные глаза.
Дима, ты же внук…
Внук, которого вы не любили.
Я не думала, что ты запомнишь…
Запомнил. И мама запомнила.
Ольга вдруг почувствовала, как внутри что-то рвётся.
Вера Степановна, сказала она твёрдо, мы съезжаем. Через неделю.
Старуха вздрогнула.
Ольга…
Ольга Викторовна. Да, мы уезжаем. Живите, как хотели.
Но как же я?
А как мы? Ольга села напротив. Как мы должны были жить, когда вы нас выгоняли?
Вера Степановна опустила голову.
Я тогда… в горе…
В горе. А мы, значит, в радости были? Но мы вас не выгоняли.
Долгая тишина.
Может, ещё подумаем… наконец пробормотала свекровь.
О чём? спросил Дмитрий.
Я… может, была не права…
Поздно, покачала головой Ольга. Мы уже решили.
И она действительно решила. В этот миг, глядя на сгорбленную фигуру, поняла имеет право на свою жизнь. На дом без криков. На сына, которому не стыдно за мать.
Мама, Дмитрий обнял её, я горжусь тобой.
Ольга кивнула и впервые за долгие месяцы по-настоящему улыбнулась.
