**Непрошеная — теперь своя**
Суд над чужой в их семье затеяла старшая дочь — Галина. Суровая, одинокая, с острым языком и тяжёлым взглядом, она к тридцати годам стала грозой для мужчин. Ни браком, ни судьбой не довольна, и вот, когда брат привёл в дом жену, первой обрушилась на неё:
— Чужая.
И сказала так, будто плюнула.
Младшая сестра, румяная и смешливая Люба, фыркнула в ладошку. Мать промолчала, но по сжатым губам и тёмному взгляду было ясно: невестка ей тоже не по сердцу. А что тут могло радовать? Единственный сын, гордость семьи, вернулся из армии не с дипломом, не с деньгами, а с женой. Женой без прошлого, без родни, без гроша за душой. Шептались, будто из детдома, а то и по чужим углам скиталась. Что-то он скрывал. Отмахивался:
— Всё наживём, мам, не кручинься.
Но разве тут до шуток? Вдруг она воровка? Или того хуже — мошенница? Нынче таких полно.
С того дня Полина Семёновна — так звали мать — забыла о сне. Лежала ночами, прислушивалась, не шаркнет ли «чужая» по сундукам. А дочки подливали масла в огонь:
— Спрячь, мам, добро. Шубы, серьги. А то проснёмся — и нет ничего.
Витю они измучили:
— Кого ты в дом привёл? Без роду, без племени. Ни кола, ни двора!
Жить, однако, пришлось. Дом у Полины был крепкий, хозяйство немалое: огород — тридцать соток, свиньи, куры — не счесть. Работы — на троих.
Но Шурочка, так звали невестку, не роптала. И в огороде, и со скотиной, и на кухне — всё делала молча, старательно, с почтением к хозяйке.
Но Полине всё было не так. Материнское сердце не оттаяло. В первый же день холодно бросила:
— Зови меня по имени-отчеству. Дочерей у меня хватает. А ты — чужая.
С тех пор Шурочка так и звала. А Полина в ответ — ни по имени, ни ласково. Просто:
— Надо сделать.
И всё.
Золовки изводили её как могли. Слово не так — и тут же в спину:
— Глянь-ка, опять к сундукам идёт!
Полина иногда их одёргивала — не из жалости, а чтобы в доме был лад. Девка оказалась работницей. Всё тянула на себе. И как ни билась Полина с собой — оттаивала.
Может, всё и наладилось бы, но Витя запил.
Не вынес мужского укора — мать с сёстрами твердят: «На ком женился?» А тут и Галина подбросила дров: свела с подругой. Началось. Всё чаще пропадал.
Золовки ликовали:
— Вот и чужая скоро уйдёт.
Шурочка будто ссохлась, глаза потухли. Но держалась.
А потом — как гром: она беременна. И Витя требует развод.
— Не бывать этому, — сказала мать. — Не я тебе жену выбирала, но женился — живи! Хочешь уйти — уходи. А Шура останется.
Впервые за годы Полина назвала её по имени. Сёстры онемели.
Витя взбеленился:
— Я мужик, мне решать!
А мать в ответ:
— Мужик? Ты пока только в штанах. Мужиком станешь, когда ребёнка вырастишь, ума ему дашь.
Витя хлопнул дверью. А Шурочка осталась. И родила дочку — Полю.
Когда мать узнала имя — не сказала ни слова, только глаза заблестели.
Витя домой не вернулся. А внучку Полина полюбила. Дарила гостинцы, покупала пряники. А Шурочке — ни упрёка. Но и прощения — тоже.
Прошло десять лет. Дочери вышли замуж, дом опустел. Остались: Полина, Шурочка и Поля.
Витя уехал в Сибирь, а за Шурочкой ухаживал военный, солидный, вдовец, с квартирой. Она отказала — неловко перед свекровью.
А он — не дурак: сам пришёл.
— Люблю Шуру, без неё жить не могу.
Полина выслушала:
— Любишь — живите. Но Полю по чужим углам не таскайте. Живите здесь.
Соседи ахнули:
— Да она с ума сошла! Сына выгнала, чужую с мужчиной — в дом пустила!
А Полина молчала. Ни с кем не спорила. Гордая, стоическая.
Шурочка родила вторую — Надю. И Полина души не чаяла во внучках. Хотя… Надя ей — кто? Чужая. Но сердце — не камень.
Беда пришла без спроса. Шурочка слегла. Муж сник, запил. А Полина — сняла деньги, повезла её по больницам. Не спасли.
Утром Шурочке полегчало, попросила куриный бульон. Полина зарубила курицу, сварила.
А Шурочка не смогла есть. Заплакала. И Полина — впервые — тоже.
— И зачем ты уходишь, когда я только тебя полюбила?..
Вытерла слёзы:
— За детей не бойся. Не дам в обиду.
Шурочка умерла. Полина осталась с внучками.
Прошло ещё десять лет. Полю выдавали замуж. Пришли Галина с Любой. Постаревшие, бездетные.
Витя тоже явился. Жена ушла, сам — с перепою.
Увидел дочь — красивую.
— Не думал, что у меня такая…
А как узнал, что зовёт другого отцом, взорвался:
— Это ты виновата, мать! Чужого мужика в дом впустила!
А Полина спокойно:
— Нет, сынок. Ты не отец. Как был штанами, так ими и остался.
Витя собрался и ушёл. Навсегда.
А Поля родила сына. Назвала в честь отчима — Виктором.
Полину схоронили рядом с Шурочкой. Весной между их могилами проросла берёзка. Никто не сажал. Сама… прибилась. Как и Шурочка когда-то. То ли прощание. То ли прощение.
