В соседней комнате разозвенелся звонок. Опрокинув кастрюлю, Ульяна бросилась туда. Мальчишка растерянно смотрел на осколки разбитой фамильной вазы.
Ты что натворил?! взорвалась бабка и хлестнула внука мокрым полотенцем по спине.
Бабуль, я уберу! засуетился он, бросаясь к осколкам.
Я тебе сейчас уберу! полотенце снова свистнуло в воздухе. Сиди на лавке и не дергайся!
Прибрала, вернулась на кухню. На полу лужа, в которой плавала картошка, хорошо хоть, сырая. Собрала, перемыла, сунула в печь. Села и зарыдала, мысленно костеря дочь:
«Ну почему, почему у всех как у людей? А у меня? Мужа своего нет, да и у дочери тоже. Хоть бы так и оставалось. А она вот, поехала в город, на вокзал, привезет мне на голову нового зятя тюремного надзирателя. Говорит, хороший. Три года с ним переписывалась. Любовь у них, а в глаза-то его не видела. И теперь он у меня жить будет. Мало того, что я ее с внуком кормлю, так теперь и его кормить придется. Ну уж нет, я этого «благодетеля» со свету сживу! Сбежит, как миленький».
Бабуль, можно на улицу?
Иди, иди! Только шапку надень. И к реке не подходи лед вот-вот тронется.
Ладно!
Кажется, приехали. Ульяна глянула в окно. Отсюда видно морда в шрамах. Ну и дура же она! Мало того, что сидельцем торгует, так еще и урода привезла.
Дверь скрипнула. Вошли.
Фекла жениха представила.
А я как раз к нему, усмехнулся участковый. Справку об освобождении проверю. Да и погляжу, что за человек твой «суженый».
Иди! Они как раз за столом. Только зять он мне не зять, и никогда им не будет!
***
Пошла Ульяна за внуком. Да искать-то его недолго вот он, с пацанами носится. Но домой идти не хотелось. Постояла, с бабками потрепалась. Хочешь не хочешь, а возвращаться надо.
Взглянула на груду чурбаков. Разве их расколешь? Зашла в сарай, вытащила топор, принялась откалывать щепки от самого маленького. Замахнулась снова и чья-то крепкая рука перехватила топорище.
Тетя Ульяна, дайте-ка я!
Давай! буркнула она, исподлобья глянув на зятя.
Тот провел пальцем по лезвию, поморщился:
Точильный камень есть?
В сарайчике загляни, там мастерская покойного мужа была.
***
Зашел Тихон в мастерскую глаза разбежались. Чего тут только не было! Включил наждак работает. Наточил топор. Прихватил и колун, что рядом стоял.
Вышел и давай раскалывать чурбаки пополам. Потом уже топором рубил их на поленья. К вечеру всю кучу переколол и в сарай убрал.
Выходит теща, качает головой. И даже тень улыбки мелькнула на ее лице.
Тетя Ульяна, говорит зять, у забора бревна валяются.
Не-е, им уже не ожить.
Пойдемте ко мне. У меня такая же. Может, из двух одну соберем.
Зашли к деду Никифору. У того пила «Дружба» еле дышит, но звездочка целая, да и цепь еще ничего.
Бери! хрипло рассмеялся старик. Заработает мои бревна распилишь.
***
А сосед-бизнесмен и говорит:
Слушай, переколи мне их да в сарай перетаскай! и сует две пятитысячные купюры.
Сделал Тихон, как просили. Вернулся, деньги на стол положил:
Тетя Ульяна, возьмите.
Покачала она головой, но довольная усмешка скользнула по лицу. В деревне редко деньгами платят обычно бартером.
***
Назавтра Тихон за мотоблок взялся. Пора огороды пахать. Он не спросил, где что лежит, сам нашел ключи, выкатил из сарая ржавый «Нева», залил топливо, дернул за трос. Мотоблок чихнул, вздрогнул и заработал ровно, будто только вчера стоял в строю. Тихон обошёл грядки, прикидывая, с какой стороны начать. Ульяна смотрела из окна, держа в руках чашку с чаем, который забыла пить. Внук примчался, встал рядом, о чём-то быстро забубнил. Она кивнула, не отводя глаз от двора.
К вечеру земля была взрыхлена, ровно и глубоко как надо. Тихон вытер пот, сплюнул на ладонь, потом просто кивнул:
Завтра будем сажать картошку.
Ульяна вышла на крыльцо. В руках у неё была большая миска проросших клубней.
Берите, сказала она тихо. Только с краю не рубите там борозда слабая.
Он взял миску, кивнул и пошёл вдоль грядки. А она постояла ещё, потом вошла в дом, сняла с полки чистую тарелку и поставила на стол.
