«Доченька, голубушка, сжалься Три дня хлеба не ела, денег ни копейки не осталось», взмолилась старушка у ларька с выпечкой.
Ледяной зимний ветер пробирал до костей, кружа между старых домов, будто напоминая о временах, когда сердца здесь ещё были теплыми, а взгляды честными. У серой стены, под облупленной вывеской, стояла пожилая женщина. Лицо её было изрезано морщинами каждая словно хранила свою историю боли, стойкости и утраченных надежд. В руках она сжимала потрёпанную сумку, набитую пустыми бутылками последними осколками прежней жизни. Глаза её блестели от слёз, медленно застывающих на морозе.
«Пожалуйста, доченька голос её дрожал, как осиновый лист. Три дня без хлеба Ни рубля Даже на краюшку не наскрести»
Слова повисли в воздухе, но за стеклом ларька продавщица лишь равнодушно помотала головой. Взгляд её был холодным, будто выточенным изо льда.
«И что мне с этого? раздражённо бросила она. У меня хлебный киоск, а не пункт приёма стеклотары. Читать не умеешь? Написано чёрным по белому: бутылки сдаём в специальном месте, там и деньги дадут на хлеб, на еду, на жизнь. Чего ты от меня хочешь?»
Старушка сникла. Она не знала, что пункт приёма закрывается в полдень. Опоздала. Опоздала на тот крошечный шанс, который мог спасти её от голода. Раньше ей и в голову не приходило собирать бутылки. Она была учительницей, женщиной с высшим образованием, гордой осанкой и достоинством, которое не смогла потерять даже в самые тяжёлые дни. Но теперь Теперь она стояла у ларька, как нищенка, и чувствовала, как внутри разливается жгучий стыд.
«Ладно, смягчилась немного продавщица, меньше спать надо. Завтра принесёшь бутылки пораньше покормлю».
«Доченька, взмолилась женщина, дай хоть четверть батона Завтра отдам. Голова кружится Не могу Совсем сил нет терпеть».
В глазах продавщицы не было ни капли сострадания.
«Нет, резко оборвала она. Благотворительностью не занимаюсь. Сама еле концы с концами свожу. Каждый день такие стоят, всех не накормишь. Не задерживай очередь».
Рядом задумчиво стоял мужчина в тёмном пальто. Казалось, он был где-то далеко в мире своих забот, решений, будущего. Продавщица тут же преобразилась, будто перед ней появился не просто покупатель, а важный гость.
«Здравствуйте, Иван Сергеевич! радостно воскликнула она. Ваш любимый хлеб сегодня привезли с орехами и курагой. А пирожки свежие, с абрикосом. С вишнёвыми вчерашние, но тоже вкусные».
«Добрый день, рассеянно ответил мужчина. Дайте хлеб с орехами и шесть пирожков вишнёвых».
«С абрикосом? улыбнулась продавщица.
«Без разницы, пробормотал он. Пусть с абрикосом».
Достал толстый кошелёк, вынул крупную купюру и молча протянул. В этот момент его взгляд скользнул в сторону и застыл. Он увидел старушку, стоявшую в тени киоска. Лицо её показалось знакомым. Очень знакомым. Но память упрямо не хотела выдавать детали. Лишь одно мелькнуло в сознании крупная брошь в виде старомодного цветка, приколотая к её потрёпанному пальто. В ней было что-то что-то дорогое.
Мужчина сел в чёрный автомобиль, положил пакет с покупками на сиденье и уехал. Офис его был недалеко на окраине города, в современном, но скромном здании. Он не любил показной роскоши. Иван Соколов, владелец крупной сети бытовой техники, начинал с нуля в лихие девяностые, когда страна балансировала на грани хаоса, и каждый рубль приходилось добывать потом и кровью. Благодаря железной воле, уму и невероятному трудолюбию он построил империю, не полагаясь на связи и покровителей.
Его дом просторный коттедж за городом был полон жизни. Там жила его жена Ольга, двое сыновей Максим и Денис, и вскоре должен был родиться третий ребёнок долгожданная дочь. Именно звонок жены выбил его из колеи.
«Ваня, в голосе Ольги слышалась тревога, нас вызывают в школу. Максим опять подрался».
«Любимая, не уверен, что смогу вздохнул он. У меня переговоры с поставщиком. Без этого контракта можем потерять миллионы».
«Но мне одной тяжело, прошептала она. Я беременна, устала. Не хочу идти туда одна».
«Тогда не ходи, тут же сказал он. Обещаю, найду время. А Максиму всыплю, если не начнёт вести себя прилично».
«Тебя никогда нет дома, грустно промолвила Ольга. Возвращаешься, когда дети уже спят, уходишь когда они ещё в постелях. Я волнуюсь. Ты совсем не отдыхаешь».
«Такая работа, ответил он, почувствовав укол вины. Но всё ради семьи. Для тебя, для детей, для нашей девочки, которая скоро появится на свет».
«Прости, тихо сказала она. Просто я скучаю».
Иван провёл в офисе весь день, а потом и вечер. Вернувшись домой, он застал детей уже спящими, а жену сидящей в гостиной в ожидании. Она извинилась за свои слова, но он лишь покачал головой.
«Ты права, тихо сказал он. Я слишком много работаю».
Она предложила разогреть ужин, но Иван отказался.
«Я поел в офисе. Привёз пирожки с абрикосом из того ларька. Отличные. И хлеб с орехами»
«Хлеб не пошёл, заметила Ольга. Дети даже не доели».
Иван задумался. В памяти всплыл образ старушки. В ней было что-то что-то глубоко знакомое. Не только лицо но и осанка, взгляд, брошь И вдруг как вспышка память вернулась.
«Неужели она? прошептал он. Тамара Ивановна?!»
Сердце сжалось. Он вспомнил всё. Вспомнил школу, класс, её строгие, но добрые глаза. Вспомнил, как она учила его математике, терпеливо объясняя каждую задачу. Вспомнил, как мальчишка из бедной семьи, живший с бабушкой в тесной квартире, где порой не было даже хлеба. А она она замечала. Никогда не давала почувствовать себя униженным. Придумывала для него «работу» помочь по хозяйству, посадить цветы, починить забор. А потом непременно на столе появлялась еда. И хлеб её хлеб, испечённый в русской печи, с хрустящей корочкой и ароматом детства.
«Я должен её найти», решил он.
На следующий день он связался с одноклассником, работавшим в полиции. Через час у него был адрес.
Но только в воскресенье, когда дела немного поутихли, Иван смог поехать к ней. Он купил красивый букет тюльпаны, гвоздики, веточку мимозы и отправился в старый район, где вместо уютных домов теперь стояли безликие многоэтажки.
Она открыла дверь. Измождённое лицо, потухшие глаза, но та же гордая осанка. Он едва узнал её.
«Здравствуйте, Тамара Ивановна, проговорил он, стараясь держать голос ровным. Я Иван Соколов. Вы, наверное, не помните»
«Помню, Ваня, тихо ответила она. Узнала тебя у ларька. Ты так задумался Может, стыдно было?..»
«Нет! воскликнул он. Просто не сразу сообразил Простите»
Она заплакала. Он протянул цветы. Дрожащими руками она взяла их.
«Последний раз цветы мне дарили четыре года назад на День учителя. Проработала год и попросили уйти. Сказали старая. А пенсия только через два дня. Даже чаем не могу угостить»
«Я привёз вас домой, твёрдо сказал Иван. У меня большой дом. Жена, два сына, скоро родится дочь. Мы хотим, чтобы вы жили с нами. Не как гостья. Как родная».
«Нет, Ваня Не могу»
«Можете, перебил он. Я предлагаю вам работу. Будьте наставницей моим детям. Максим драчун, Денис мечтатель. А я хочу, чтобы они знали, что такое уважение, труд и доброта. Кому, как не вам, их научить?»
Она долго смотрела на него. Потом кивнула.
«Мне в следующем году семьдесят, сказала она. Но справлюсь».
Через час она собирала свои нехитрые пожитки. Ещё через два переехала в дом Соколовых.
С этого дня жизнь в семье изменилась. Вдохновлённая мудростью и спокойствием Тамары Ивановны, Ольга часами проводила с ней, слушая рассказы о школе, о детях, о жизни. А дети дети полюбили её с первого взгляда. Она готовила для них, помогала с уроками, читала вслух, рассказывала сказки. И Максим, прежде неуправляемый, стал тише, спокойнее. Перестал драться. Просто слушал.
Через полторы недели родилась их дочь. Её назвали Настей. Когда Иван привёз жену и новорождённую домой, мальчишки с криками радости бросились к ним.
«Мама! закричал Максим. Мы с Тамарой Ивановной хлеб испекли!»
«Очень вкусный! добавил Денис.
«Только, серьёзно сказал старший, Тамара Ивановна говорит, в духовке не то, что в русской печи. В печи вкуснее».
Ольга улыбнулась. Иван взглянул на Тамару Ивановну. В её глазах снова был свет.
И в этот момент он понял: не он спас её. Она спасла их всех.
