**Дневник. Когда сердце не обманывает**
— Я тебе не нянька, Анечка. Я работаю, устаю.
— А я, выходит, не устаю? Мне хотя бы раз можно просто… в салон сходить?
Этот разговор повторялся в доме Анны и Дмитрия чаще, чем скрип половицы в прихожей. Он — владелец строительной фирмы, с деньгами, с железным тоном. Она — жена, мать, хранительница очага. Молча тащила на себе быт, сына, саму себя. Подруги не понимали. Особенно Галя — самая близкая, с первого класса.
— Аня, он не муж, а командир. Будь у меня такой, через месяц бы сбежала!
— Он хороший! — твердила Анна, но с каждым разом это «хороший» звучало всё неувереннее.
Родителей рядом не было. У Ани мама умерла от рака десять лет назад, отца она не помнила — он исчез, когда ей было четыре. Родители Дмитрия давно переехали в Австрию и, несмотря на «всего-то за шестьдесят», не спешили возвращаться даже ради внука.
Когда Анна осталась одна после смерти матери, рядом оказался Дима. Подруги были заняты: одна — свадьбой, другая — работой. А он просто пришёл, остался, поддержал. Тогда этого хватило, чтобы поверить.
Через три года — свадьба. Ещё через три — родился Ваня. И тут Аня поняла: дома Дима — не помощник. «Я не нянька», — повторял он, и это стало привычным.
Она пыталась вернуться к прежней жизни — кафе, прогулки, встречи с подругами. Но Ваня в коляске всех раздражал. Кто-то морщился при виде памперсов, кто-то внезапно вспоминал о делах. Только Галя заходила. Но однажды спросила:
— Ты что, даже нянечку нанять не можешь?
Аня промолчала. Вроде бы и могла, но реакция Дмитрия была предсказуема: «Справляйся сама». И она справлялась. По привычке. По любви. По долгу.
Когда Анна узнала о второй беременности, внутри всё сжалось от страха. Не за себя — за семью. Как он вынесет? А если с ней что-то случится?..
— Отлично! У Вани будет сестрёнка! — радовался Дмитрий.
Ваню отдали в сад — «чтобы тебе было легче», — сказал муж. Но дома всё равно всё лежало на Ане: борщ, уборка, глажка. Даже мысль попросить о помощи казалась предательством.
Подруги звали в гости. Однажды она пошла. Но, отказавшись от вина, услышала от Иры едкое:
— Сначала с коляской, теперь опять беременна. Ну и жизнь у тебя…
Аня не ответила. Просто подумала: да, не такая, как у других. Но её. И она её не променяет.
Беременность шла хорошо. Пока не начались схватки. Ночью её повезли в роддом.
— Утром Ваню отведу в сад и приеду! — пообещал Дима.
Но роды затянулись. Час за часом, боль, страх. Врачи ждали, не решаясь на кесарево. Потом — экстренно на операцию.
Родилась девочка. Крохотная, здоровая. А Ане становилось хуже. Температура за сорок. Анализы молчали. Через три дня дочку выписали — Дмитрий забрал её домой. А Анну оставили. Один на один с жаром и ужасом: как они там? А если она умрёт?
Вызвали профессора Климова. Он не стал ждать.
— На МРТ. Немедленно.
Обнаружили скрытый абсцесс. Анну ввели в искусственную кому. Перед этим она услышала только: «Удаляем матку. Иначе не вытянем».
И — пустота.
Очнулась — медсестра, капельница. Слабая улыбка. Жива.
— Муж приходил. С коляской. Всё в порядке, не переживайте.
— Да он даже пельмени разогреть не умеет… — прошептала Анна.
— Уже разогрел. Смесь приготовил. Ваню в сад водит. Держится. Честно.
Слёзы подступили. Он — держится.
Через две недели её выписали. Дом встретил порядком. Ребёнок — сытый. Ваня — в саду. Муж — на кухне. Пелёнки — глаженые. Посуда — вымыта. Анна смотрела на Дмитрия как на чудо.
— А перевязку кто делать будет?
— Я. Есть возражения?
— Ты?..
— Я.
И каждую ночь к Лизонке вставал он. Без напоминаний. Просто — шёл.
— Как ты справился?
— Не ждала, да?
— Если честно? Нет. Но я всегда знала — ты хороший.
— Я не герой, Ань. Просто нормальный муж.
Через месяц, в день рождения Анны, раздался звонок. Она открыла дверь.
— Сюрприз! — ворвалась в прихожую Тамара Степановна, засыпая её пакетами и поцелуями. За ней — Виктор Иванович, усталый, но сияющий.
Аня хотела крикнуть: где вы были, когда я одна, когда едва не умерла?.. Но лишь вздохнула. Они — часть этого мира, в котором у неё есть Дима.
— Анечка, не сердись, что не приехали раньше. Зато Димочка тебя не подвёл?
— Нет. Не подвёл. И не подвёл бы. Потому что он у меня — самый лучший.
