«Ну что, мамочка, готова познакомиться с папой?» улыбнулась медсестра, передавая мне туго запелёнатый свёрток. «Смотри, все уже собрались под окнами с цветами.»

Я кивнула, прижимая к себе сына. Его крохотное личико было серьёзным, даже нахмуренным. Мой мальчик. Наш мальчик мой и Дмитрия. Я подошла к окну, выискивая знакомую машину мужа, но её не было. Только чужие счастливые лица, шары, улетающие в небо, и букеты, похожие на облака.

В кармане халата завибрировал телефон. Дима. Наконец-то.

«Алло! Ты где? Нас уже выписывают,» выпалила я, не дав ему заговорить. «Я уже собралась, и малыш готов.»

В трубке послышался шум, будто в аэропорту, и чей-то женский смех на фоне.

«Аня, привет. Слушай, дело такое» его голос звучал странно отстранённо, даже весело. «Я не приеду.»

Улыбка сползла с моего лица.

«Что значит? Что-то случилось?»

«Да нет, всё отлично! Просто я улетаю. Отдохнуть. Ну, горящий тур подвернулся как откажешься?»

Я посмотрела на сына. Он сопел во сне.

«Улетаешь куда? Дима, у нас сын. Мы должны были поехать домой. Втроём.»

«Да брось, ерунда. Я твоей маме позвонил, она встретит. Или такси возьми. Я тебе на карту перевёл.»

Деньги. Он сказал «деньги». Будто откупался, словно мы досадная оплошность.

«Ты летишь один?»

Он замешкался. И в этой паузе я услышала всё. Все его ночные «совещания», «срочные командировки». Этот липкий туман лжи, который я упрямо не замечала.

«Аня, давай без сцен, ладно? Я просто устал, хочу развеяться. Я имею право.»

«Имеешь,» ровно ответила я. Воздух в лёгких внезапно закончился. «Конечно, имеешь.»

«Ну вот и отлично!» он оживился. «Ладно, на посадку. Целую!»

Трубка замолчала.

Я стояла посреди палаты с казённой мебелью и смотрела на сына. Он был такой настоящий, тёплый, живой. А вся моя прежняя жизнь превратилась в дешёвые декорации.

Медсестра заглянула в дверь.

«Ну что? Папа добрался?»

Я медленно покачала головой, не отрывая взгляда от сына.

«Нет. Наш папа уехал в отпуск.»

Я не плакала. Что-то внутри просто стало очень твёрдым и холодным, как камень, брошенный в ледяную воду. Достала телефон, набрала маму.

«Мама, привет. Ты можешь меня забрать? Да, одна. Отвези нас домой. К тебе. В деревню.»

Отец встретил нас у роддома на своей старой «Волге». Молча взял свёрток с Васей у меня из рук и, неуклюже, но бережно, прижал к широкой груди. Всю дорогу до деревни он не проронил ни слова, только смотрел на дорогу, а мышцы на его обветренном лице напряжённо двигались.

Эта молчаливая поддержка была лучше любых слов.

Деревня встретила нас запахом дыма и сырых листьев. Родительский дом, в котором я не жила десять лет, казался чужим. Всё здесь было пропитано другой, забытой жизнью: скрипучие половицы, печка, которую нужно топить по утрам, вода из колодца. Моя городская жизнь с её удобствами и иллюзиями осталась где-то далеко, за сотни километров.

Первые недели слились в один бесконечный день из Васькиного плача и моей тоски. Я чувствовала себя обузой. Мама вздыхала, глядя на меня, а в её глазах застыла тихая грусть. Отец замкнулся, и я знала он винит меня. Не за то, что вернулась, а за то, что когда-то выбрала Дмитрия, проигнорировав родительское чутьё.

Потом он позвонил. Через две недели. Бодрый, судя по голосу отдохнувший и полный сил.

«Привет, зайка! Ну как вы там, ты и наш богатырь?» почти прокричал он в трубку, будто того разговора в роддоме и не было.

«Мы у родителей,» коротко ответила я, вытирая Васю слюнявчик.

«А, ну да, да. Хорошо воздух, природа. Ему полезно. Я скоро вернусь, заеду, с наследником повожусь.»

Наследник. Он говорил о сыне, как о вещи, которую можно отложить и потом взять поиграть.

Он стал звонить раз в неделю. Просил показать Васю по видео, умилялся в экран и быстро прощался. Вёл себя, будто мы просто временно живём врозь по взаимному согласию. Будто не бросил меня одну с ребёнком на руках.

Потом одна «подруга» из города скинула скрин. Фото. Та самая, чей смех я слышала в трубке, сидела за столиком в кафе, а на заднем плане Дмитрий обнимал её за плечи. Счастливый. Влюблённый. Подпись: «Лучшее решение в моей жизни.»

Я посмотрела на фото, потом на свои руки с обломанными ногтями, на гору пелёнок, которые приходилось стирать в ледяной воде. И поняла. Он не в отпуске. Он строит новую жизнь.

А мы с Васей просто помеха, которую можно откупиться жалкими подачками, чтобы спокойно спать.

Экран погас, но фото стояло перед глазами. Унижение было почти физическим жгло щёки, сдавливало горло.

Я перестала писать и звонить. Просто ждала.

Дмитрий позвонил сам через месяц. Его голос был деловитым, собранным, без прежней игривости.

«Аня, привет. Надо поговорить. Я решил продать нашу квартиру.»

Я опустилась на старую деревянную скамью во дворе. Вася спал в коляске рядом.

«Нашу квартиру? Дима, это наш единственный дом. Куда мне возвращаться с ребёнком?»

«Слушай, это бизнес. Мне нужны деньги на новый проект. Не могу держать их в бетоне. Твою долю выделю, конечно. Думаю, трёхсот тысяч хватит для старта.»

Триста тысяч. Он оценил будущее сына в триста тысяч рублей.

«Дима, ты не можешь так. По закону половина моя и Васина.»

Он холодно усмехнулся.

«По какому закону, Аня? Квартира на маму записана, помнишь? «Чтобы не было проблем.» Ты сама согласилась. Так что подавай в суд, если хочешь. Удачи.»

И это стало последней