Тайна за закрытой дверью: горькая правда
Утро в квартире было тяжёлым. Алевтина стояла у раковины, смывая остатки завтрака с тарелок. Руки двигались механически, а мысли путались. С балкона доносились голоса — свекровь, Галина Петровна, беседовала с соседкой Людмилой Семёновной. Обычно их разговоры сводились к обсуждению местных новостей, но сегодня тон был другим — напряжённым, с едкой ноткой осуждения.
— Ну ты представляешь, Люся? — голос свекровь дрожал от раздражения. — Четыре года живут, а толку? Ни детей, ни перспектив! Работает в швейной мастерской. И это всё? А могла бы…
Алевтина замерла, сжимая мокрую тарелку. «Это про меня», — пронеслось в голове, словно удар грома.
— Галя, ну что ты так? — мягко возразила соседка. — Девочка старается…
— Старается? — фыркнула Галина Петровна. — Вот Наташка, дочь Сидоровых — та старается! В декрете свой бизнес раскрутила, ребёнка родила, а выглядит — хоть на подиум! А эта… — свекровь сделала паузу, словно наслаждаясь моментом. — Знаешь, что она вчера выкинула?
Алевтина стиснула зубы. Вчера она и правда облажалась — пережарила котлеты. Обычные котлеты, которые делала сотню раз. Но в тот день её руки дрожали: очередной тест на беременность снова показал одну полоску, и ночь прошла в слезах.
— Котлеты спалила! — торжествующе объявила Галина Петровна. — Прихожу, а они — чёрные, как сапоги! Мой Вовочка, бедняга, даже виду не подал — всё съел. Вот какой тактичный!
Алевтина горько усмехнулась. «Вовочка» — её муж, тридцатипятилетний инженер с завода — действительно съел котлеты и даже похвалил. А потом до утра утешал её, извиняясь за мать.
— Я ей сто раз объясняла! — продолжала свекровь. — Учила, показывала, как правильно. Всё впустую! Будто нарочно всё портит.
Руки Алевтины задрожали. Тарелка выскользнула и с глухим звоном шлёпнулась в раковину. Хорошо, хотя бы не разбилась.
— Ой, что это? — встрепенулась соседка.
— Да это она посуду моет, — отмахнулась Галина Петровна. — Слышала бы ты, как она там громыхает — будто в заводской столовой!
Слёзы жгли глаза. Четыре года Алевтина пыталась быть идеальной женой и невесткой. Готовила, убирала, работала, мечтала о ребёнке… А в ответ — только упрёки и вечное недовольство.
— А я Вове перед свадьбой говорила: не спеши, сынок, присмотрись! Есть же девушки понадёжнее. Вот Оля Иванова, например… — голос свекрови стал тише, но каждое слово било, как плеть.
Алевтина беззвучно закрыла кран. Тишина сделала слова ещё острее.
— Галя, ну хватит, — попыталась вступиться соседка. — Аля — хорошая девочка. Добрая, отзывчивая…
— Добрая? — свекровь фыркнула. — Знаешь, что она на прошлой неделе устроила? Притащила котёнка! Прямо с помойки! У Вовы же аллергия, а она — котёнка! Хорошо, я вовремя заметила и прекратила этот цирк.
Алевтина сжала кулаки. Котёнка она нашла у мастерской — мокрого, дрожащего. Вова, несмотря на аллергию, сам предложил оставить его, пообещав пить таблетки. Но свекровь устроила истерику, и бедолагу пришлось отдать в приют.
— И работа её… — не унималась Галина Петровна. — Швея! У неё же образование! Могла бы карьеру делать, как Вовочка. Но нет — ей, видите ли, нравится «творить»! А то, что зарплата — копейки, так это мелочи?
Слёзы катились по щекам. Работа в мастерской была для Алевтины отдушиной — там её ценили клиенты, там она чувствовала себя человеком, а не тенью «жены Вовочки» и «невестки Галины Петровны».
— А знаешь, что самое страшное? — голос свекрови понизился до шёпота. — Вчера я случайно заглянула в её телефон…
Алевтина похолодела. Вчера она писала подруге, жаловалась на боль, рассказывала о походах к психологу…
— Она к психологу ходит! — выпалила Галина Петровна. — Представляешь? У неё, видите ли, депрессия! Это при таком муже, при такой свекрови? Да я в её годы…
В этот момент в Алевтине что-то перещёлкнуло. Слёзы высохли, дрожь прошла. Она медленно вытерла руки, достала телефон и набрала номер.
— Вова? Привет, родной. Нам надо серьёзно поговорить. Да, сейчас же. Это важно. Жду дома.
Повесив трубку, она аккуратно сложила полотенце, проверила воду и вышла из кухни. Пора было менять жизнь. И начать с честного разговора — с мужем, с собой, а может, и со свекровью.
За окном сгущались тучи, и первые капли дождя забарабанили по стеклу, будто природа оплакивала её боль.
Через полчаса Вова уже стоял на пороге. Алевтина успела переодеться в любимое платье, собрать волосы и даже накрасить губы — той самой помадой, которую берегла для особых случаев. Сегодня был именно такой случай.
— Алёк? — в голосе мужа слышалась тревога. — Что случилось?
Она встретила его спокойной, с высоко поднятой головой. Вова замер, не снимая куртки, в глазах — недоумение.
— Нам надо поговорить, — сказала Алевтина. — О нас. О твоей маме. Обо всём.
Вова медленно повесил куртку.
— Что-то с мамой?
— Нет, — покачала головой Алевтина. — С ней всё в порядке. Она сейчас на балконе, пьёт чай с Людмилой Семёновной и объясняет, какая я бестолковая невестка.
Вова побледнел.
— Что?..
— Садись, — Алевтина указала на диван. — Разговор будет долгим.
Она выложила всё. Про подслушанный разговор, про бесконечные придирки, про то, как свекровь лезет в её телефон. Про попытки угодить, про изматывающую гонку за званием «идеальной жены», про визиты к психологу. Про то, как устала притворяться, что всё нормально.
Вова молчал, уставившись в пол.
— Почему молчала? — наконец спросил он.
— Боялась, — честно ответила Алевтина. — БояВ тот вечер, сидя на кухне новой квартиры и глядя, как за окном кружатся снежинки, Алевтина впервые за долгое время почувствовала, что жизнь наконец-то поворачивается к ней светлой стороной.
