Иногда я смотрел на свой кабинет и думал: «Я ведь сам всего этого добился». Но где-то внутри всё ещё сидел тот мальчик, который ждал, когда его позовут домой.
Меня выгнали в пятнадцать. Не с чемоданом и не со скандалом, как в сериалах. Просто однажды мать посмотрела на меня, будто на чужого, и сказала: «Илюша, так будет лучше. Тебе здесь не место».
Я стоял на нашей тесной кухне, где пахло щами и чем-то прокисшим. Пол под ногами будто провалился, а я всё смотрел на её руки тонкие, с обкусанными ногтями, теребившие край фартуха. Она не плакала. Только глаза были пустые, как выключенный телевизор.
До этого я был обычным парнем. Мы жили в двухкомнатной хрущёвке на окраине, где обои отклеивались, а в подъезде всегда воняло кошачьей мочой.
Я приносил из школы пятёрки, чинил розетки, когда мать просила, мыл посуды.
Надеялся, что хоть раз услышу: «Молодец, Ильюха». Но всё изменилось с появлением Юрия. Мамин новый муж ворвался в нашу жизнь, как танк.
Когда родилась Анна их общая дочь, я стал тенью. Она была их «настоящим» ребёнком: розовые пинетки, улыбки, фотографии на холодильнике. А я лишний.
По вечерам я сбегал в подъезд, садился на холодную ступеньку и слушал, как гудит лифт. Там можно было дышать. Дома воздух сжимался, как пружина, готовая лопнуть. Я знал: скоро рванёт.
И рвануло.
«Куда делись деньги из моего кошелька?» Юрий стоял в дверях, держа в руках потрёпанный кожаный бумажник, как улику. Две тысячи рублей смешная сумма, но для него будто миллион.
Я клялся, что не брал. Он прищурился: «Не ври». Мать молчала. Потом тихо, почти шёпотом: «Илья, признайся. Мы не хотим вызывать полицию». Я смотрел на неё и не узнавал. Где та женщина, что гладила меня по голове, когда я болел?
Я молчал. Собрал в рюкзак пару футболок, тет
