Ах ты, неблагодарная! Мы тебя растили, кормили, а ты родного отца на смертном одре бросаешь!
Хватит, мама! Ни копейки больше не пришлю, пока всё пропиваете. Не намерена оплачивать ваши попойки! Светлана сжимала кулаки, чтобы голос не дрогнул, но слёзы всё равно подступали.
Тогда и не звони больше. И отцу скажу пусть трубку не берёт! мать резко бросила трубку.
Светлана опустилась на стул, телефон глухо стукнул о стол. Где-то за стеной завозился маленький Алёша. Она сжала веки, втянула воздух. Надо держаться. Ради него.
Но как держаться, если прошлое, как голодный зверь, грызёт тебя изнутри?
…В памяти всплывали обрывки. Кислый запах водки и прокуренных штор. Квартира с отклеенными обоями, дверь в кухню вся в вмятинах от пьяных драк. Здесь она пряталась, затыкая уши, когда родители орали и били тарелки. В семь лет она ещё не понимала, что это просто «бытовуха», и каждый раз боялась, что к утру кто-то окочурится.
Её игрушками были пробки от «Жигулёвского», фантики и пустые банки. Она расставляла их, играя в «нормальную семью»: вот папа трезвый, вот мама не орёт, вот они все вместе едят борщ.
С матерью Татьяной было хуже всего. Даже трезвая, та шипела, как разъярённая кошка. Уронишь ложку получишь подзатыльник. Прольёшь чай ремень. Лишь годы спустя Светлана поняла: дело не в ней. Мать просто вымещала злобу на том, кто слабее.
Отец Дмитрий иногда «просыпался». Возвращался с завода, отгонял мать от бутылки:
Тань, ты хоть ребёнка покормила?
Сама достанет, не маленькая! огрызалась та.
Ей семь лет, блин! Сваргань хоть макароны!
Мать ворчала, но ставила кастрюлю. Чаще Светлана жевала чёрствый хлеб, пока родители «гудели» на кухне.
Страх стал её тенью. Она засыпала под звон стекла, просыпалась от матерных криков. И шептала в подушку: «Господи, пусть это кончится».
Спасением стал колледж в Питере. Первую ночь в общаге Светлана проплакала но не от тоски. От облегчения. Хотя чувство вины скреблось, как голодная крыса: «Они без тебя пропадут».
С матерью связь оборвалась сразу. Отец звонил редко:
Ну как, доча? голос хриплый, будто сквозь вату.
«Мне хорошо. Я сплю, не прислушиваясь к крикам. У меня есть друзья, которым не стыдно показать свою комнату». Но вслух:
Всё норм. А у вас?
Она знала ответ. Ничего не изменится. Разве что станет хуже.
Да так же… он замолкал, не зная, о чём говорить, и через минуту бормотал: «Ладно, давай».
Про родителей она молчала даже с мужем. На свадьбу сказала:
Моих не будет. Деревня далеко, мать с сердцем…
Давай билеты купим! удивился Артём. Все родители хотят видеть, как дети женятся.
«Все но не мои», думала Светлана, кусая губу. Помнила, как в десять лет позвала подругу и мать набросилась на девочку:
Молчи! Ты в моём доме сидишь, моё жрёшь!
Больше гостей не было.
Прошлое напомнило о себе через соседку:
Света, отца твоего в больницу забрали… Печень. Может, приедешь?
В голосе звучало: «В последний раз».
Вечером она всё рассказала Артёму. Про водку, про страх, про то, как отец иногда «защищал» её.
Это ты называешь заботой? фыркнул муж. Довести дочь до побега…
Но по её глазам понял она всё равно их любит. Как бездомный пёс, что лижет руку, даже если её бьют.
Денег на лекарства скинем? спросила она.
Пропьёт, вздохнул Артём.
Она переводила тайком, откладывая с покупок. Отец «поправился». Но через два месяца звонок:
Как можно бросать родителей?! Человек угасает!
Оказалось, деньги уходили на водку. Мать вопила, что дочь «кинула» их, отец жаловался, что лекарств не покупают.
Разговор с матерью закончился угрозами: «Не звони больше!»
Ночью Светлана искала реабилитационные центры. Утром позвонила отцу:
Пап, есть клиника рядом. Мы оплатим…
Не надо! он кашлянул. Сам справлюсь.
И тут она поняла он не хочет. Ни лечиться, ни меняться.
Вечером она стояла над кроваткой Алёши. Впервые за годы без вины. Без страха. Она сделала всё. Теперь её семья здесь.
