**19 ноября**
Сегодня произошло нечто… Странное.
Закрыл дверцу холодильника, вытер руки о старую тряпку.
— Всё, теперь порядок. Но нужно проверить, — сказал женщине, хозяйке квартиры. — Найдётся пустой контейнер? Нальём воды, поставим в морозилку. Если к вечеру замёрзнет — значит, исправно работает.
И тут снова зазвонил телефон. Наверное, новый клиент. Поднял трубку:
— Алло, слушаю. Да, ремонт на дому. Что сломалось?.. Да, я Широков Сергей Владимирович, если это важно. Простите… Что вы сказали? Отец? — Голос в трубке окатил меня ледяной волной.
Человек представился — Широков Владимир Игоревич. Осознание пришло не сразу: отец. Тот, кого я не видел двадцать лет. Обрывки воспоминаний — смутные, колючие — будто осколки стекла под кожей.
— И что вам… от меня нужно? — Голос срывался. Как к нему обращаться-то? — Встретиться? Поговорить? Да, конечно, всего-то двадцать лет прошло… Извините, я на вызове, перезвоню позже. — Резко сбросил. В голове пронеслось: «Ну надо же…»
Появился, как чёрт из табакерки. Наверняка деньги выпрашивать. Сколько ему? За пятьдесят, наверное. Конечно, теперь, когда сын взрослый, а сам старик — на шею сядет. Фыркнул, вернулся к холодильнику.
— Всё, договорились? — сказал хозяйке. — Проверьте лёд вечером. Если есть — значит, всё в порядке.
Следующий вызов — к старушке, стиральная машина течёт. Бабка Тамара оказалась разговорчивой, тут же за чай усадила, печеньем домашним угощала. Поломка — ерунда: уплотнитель перекосился. Развернул его — течь прекратилась. Предыдущий мастер цену заломил несусветную. Я взял сто рублей — не в моих правилах с пенсионеров драть. Бабуля едва не расплакалась: «Таких честных, как ты, нынче не сыщешь!» Я отшутился, допил чай, пообещал зайти, если что.
Но мысли были далеко. Всплывало: мне пять, развод. Отец пил, работу потерял. Мать терпела, верила его пьяным обещаниям. Один раз он забирал меня из садика, зашёл в парк, на лавке бутылку пива достал. Ныл, что мать его не ценит, а он «старается». Потом засопел, пьяный. Я тряс его: «Пап, вставай!» — а он рукой отмахивался. Люди вокруг смотрели. В конце концов я пошёл домой один — боялся, что отцу до меня нет дела. Заблудился, пока соседка не нашла.
Мать тогда не кричала. Тихонько сказала:
— Уходи. Ты сына бросил. Ты не отец.
Он уехал в Тверь. Иногда присылал деньги, игрушки. Мама усмехалась:
— Нам и без него хорошо, правда, Серёженька?
Потом появился дядя Миша. Мать радовалась: «Он нас беречь будет!» Отчим был неплохим, но… чужым. Я чувствовал, как часть маминой любви теперь принадлежит ему.
Вечером, скрипя сердцем, набрал отца. Он ответил сразу:
— Встретимся? Завтра, в семь, у фонтана в Екатерининском парке. Придёшь?
— Приду, — буркнул.
Когда-то мать предлагала взять фамилию отчима. Я отказался. Широков Сергей Владимирович — последнее, что связывало меня с отцом. Я ждал… Сам не знал чего. Потом перестал.
На следующий день шёл к парку, твёрдо решив: даст денег — и баста. Пусть считает, что долг отдал.
У фонтана стоял седой мужчина. Подошёл — и я вдруг заметил: уши, как у меня. Даже руки в карманах держит так же.
— Здравствуй, Сергей, — протянул ладонь.
Пожал. Рука твёрдая.
— Сразу скажу, — начал он. — Я обещал твоей матери не лезть, пока ты маленький. Сначала пил, потом в аварию попал — еле выжил. Медсестра, Наталья, выходила. Женился на ней, воспитывал её дочку. Открыл мастерскую, потом фирму. Но ты — моя кровь. Хочу попросить…
Ждал: «одолжи денег». Но отец выглядел… нормальным. Одет чисто, глаза трезвые.
— Сергей, у нас с компаньоном бизнес по ремонту техники. Вижу, ты в этом же деле. Перевёз семью в Москву, хочу филиал здесь открыть. Предлагаю стать партнёром. Потом — хозяином. Подумай. Я знаю, что чужой. Но хочу дать то, что не смог раньше.
Я онемел. Через три дня согласился.
Обида таяла, как зимний снег. Мы работали вместе, и понемногу он перестал быть чужим. Теперь у нас крупная фирма. Для пенсионеров у меня всегда скидка.
А ещё я сделал предложение Лене. Два года топтался, боялся. Теперь понял: готов быть мужем. Отцом.
Вчера отец сказал:
— Я был дурак. Время не оправдание. Но пока жив — можно попытаться исправить.
Я простил.
