Родственники мужа унижали меня за бедность, но не знали, что я внучка миллиардера — и провожу над ними эксперимент.

**Дневник.**

Сегодня они снова пытались унизить меня. Родственники Сергея, моего мужа, не устают напоминать, что я для них никто. Но они даже не догадываются, что внучка их босса сидит перед ними в скромном платье с рынка и спокойно записывает каждое их слово.

«Сережа, ну что на ней надето?» голос Тамары Павловны прозвучал слащаво-ядовито. Она даже не пыталась скрыть презрение. «Это же явно с барахолки. Такое же видела в прошлую субботу у перекупщицы максимум пятьсот рублей».

Я молча поправила воротник синего платья простого, недорогого. Как и все, что я ношу. Это было одним из условий жестокого договора с моим дедом.

Сергей кашлянул, отвел взгляд.

«Мама, хватит. Платье нормальное».

«Нормальное?» взвизгнула его сестра Ирина, подливая масла в огонь. «Сережа, у твоей жены вкус как у Ну что взять с сироты из глубинки?»

Она окинула меня презрительным взглядом, задержавшись на моих тонких запястьях. В ее глазах читалось плохо скрытое торжество.

«Хотя бы браслетик надеть могла. А, ну да у тебя же их нет».

Я медленно подняла на нее глаза. Спокойные, почти ледяные, будто рассматривала экспонат под стеклом.

В уме я сделала пометку: *Объект 2 Ирина. Уровень агрессии: высокий. Мотивация: зависть, стремление доминировать через унижение.*

Это было похоже на наблюдение за стаей хищников. Интересно. И абсолютно предсказуемо.

Тамара Павловна театрально вздохнула и грузно опустилась рядом на диван, положив мне на плечо тяжелую руку. От нее пахло дешевым лаком для волос и жирной едой.

«Аня, мы же не враги тебе. Мы желаем тебе добра. Просто наш сын человек положения, начальник, уважаемый человек. А ты ну, сама понимаешь».

Она замолчала, ожидая слез, оправданий, дрожи в голосе. Напрасно. Я лишь наблюдала.

Где Сергей, в которого я влюбилась? Уверенный, остроумный, свободный? Теперь передо мной сидела лишь тень марионетка в руках матери и сестры.

«У меня идея!» лицо свекрови озарилось вдохновением. «У тебя же остались мамины сережки? С камушками? Ты их почти не носишь. Давай продадим».

Сергей подавился воздухом.

«Мама, ты серьезно? Это же память».

«Какая память?» Тамара Павловна махнула рукой. «Память о бедности? Хоть какая-то польза будет. На вырученные купим Ане пару приличных вещей. И мангал новый на дачу. Все в выигрыше».

Ирина тут же подхватила:

«Конечно! Эти сережки на ней смотрятся, как сбруя на кляче».

Они не понимали, что унижали не меня себя. Свою мелочность, жадность, душевную нищету.

Я смотрела на их лица, искаженные самодовольством. Каждое слово, каждый жест как из учебника. Идеально вписывалось в мою гипотезу.

Эксперимент шел по плану.

«Хорошо», тихо сказала я.

В комнате повисла тишина. Даже Сергей уставился на меня в изумлении.

«Что значит «хорошо»?» спросила свекровь.

«Я согласна их продать», позволила себе легкую улыбку. «Если это нужно семье».

Тамара Павловна и Ирина переглянулись. На мгновение в их глазах мелькнуло сомнение, но оно тут же потонуло в эйфории победы. Они снова приняли мою стратегию за покорность.

Для меня они были не семьей фигурами на шахматной доске. И только что совершили ход прямиком в ловушку.

На следующий день свекровь поволокла меня в ломбард. Ирина шла с нами, как зритель на спектакле. Сергей молча вел машину, лицо его было мрачным. Он пытался возражать, но мать огрызнулась:

«Не лезь! Разве не видишь, что она ходит как нищенка?»

Ломбард оказался тесной конурой с решетками на окнах и затхлым запахом старого металла. Оценщик мужчина с усталыми глазами лениво взял бархатную коробочку.

Долго разглядывал сережки через лупу. Тамара Павловна нетерпеливо стучала ногтем по стойке.

«Ну что? Они же золотые? Камушки поблескивают. Двадцать дадите?»

Оценщик фыркнул.

«Золото, да, 585 пробы. Но камни фианиты. Дешевая работа. Пять тысяч. И то по доброте».

Лицо свекрови вытянулось. Ирина фыркнула разочарованно:

«Пять? Я думала, хоть на сапоги хватит».

Я сделала именно то, что от меня ожидали. Наклонилась и робко сказала:

«Может, не стоит? Они же память И пять тысяч так мало. Может, в другом ломбарде проверим?»

Это был расчетливый ход ложная уступка, обреченная на провал.

«Заткнись, Аня!» рявкнула Тамара Павловна. «Что ты понимаешь? Специалист сказал пять, значит пять!»

Ирина поддержала:

«Вот именно! А то потаскаешь нас по городу и еще меньше получишь. Всегда все испортишь своим упрямством».

Сергей снова попытался вмешаться:

«Мама, может, в ювелирный сходить?»

«Закрой рот!» оборвала его сестра. «Ты что, у нее под каблуком? Мы решаем, что лучше для семьи!»

Деньги они получили. И прямо на улице поделили. Три тысячи Тамаре Павловне: «На мангал и рассаду». Две Ирине: «На срочный маникюр».

«А мне на блузки?» мягко спросила я, все еще играя свою роль.

Ирина громко рассмеялась мне в лицо:

«Да брось, Аня. На эти копейки разве что в комиссионке».

Они ушли, довольные, оставив меня с мужем. Сергей выглядел разбитым. Он не защитил ни мою память, ни меня. Еще один пункт в его личное досье.

«Прости», пробормотал он, глядя в землю.

«Все хорошо», мягко взяла его под руку. «Я понимаю. Это твоя семья».

Но настоящий удар ждал меня вечером. Вернувшись домой, я увидела, что тумбочка пуста. Ноутбука не было. Обычного с виду, но на самом деле защищенного, с тройным шифрованием. Моего ключа к информации, планам, управлению.

Сердце замерло на секунду. Но лицо осталось спокойным.

Оцените статью
Родственники мужа унижали меня за бедность, но не знали, что я внучка миллиардера — и провожу над ними эксперимент.
В 70 лет я поняла: самое страшное — не пустая квартира, а дом, полный людей, которым ты не нужна.