**Дневник водителя автобуса**
В тот вечер на пустом автобусе я высадил восьмидесятилетнюю старушку без билета.
Бабуля, у вас нет билета. Выходите, резко сказал я, глядя на хрупкую женщину в потертом пальто, едва державшуюся за поручень.
На улице медленно падал мокрый снег, серые сумерки окутали Москву. Она молчала, лишь крепче сжимала потрепанную сетку-авоську, будто боялась уронить последние покупки.
Я сказал выходите! Это не дом престарелых! повысил я голос.
Автобус замер. Пассажиры отводили глаза, делая вид, что не замечают происходящего. Девушка у окна нервно прикусила губу. Мужчина в темном пальто нахмурился, но не шевельнулся.
Старушка медленно двинулась к выходу. Каждый шаг давался ей с трудом. Двери распахнулись с шипением, и в лицо ей ударил ледяной ветер. Она замерла на ступеньке, уставившись на меня.
А потом тихо, но твердо сказала:
Я таких, как ты, рожала. С любовью. А теперь и сесть не дают.
И пошла прочь.
Двери остались открытыми. Я отвернулся, будто пытаясь спрятаться от собственных мыслей. Где-то в глубине салона кто-то всхлипнул. Девушка вытерла слезы. Мужчина встал и вышел. Один за другим пассажиры покидали автобус, оставляя билеты на сиденьях.
Через минуту салон опустел. Остался только я, молча сидящий за рулем, сжигаемый немым «прости».
А старушка медленно шла по заснеженной дороге. Ее силуэт растворялся в сумерках, но каждый шаг излучал достоинство.
Наутро я вышел на работу как обычно: ранний час, термос с чаем, маршрутный лист. Но внутри что-то перевернулось.
Я почти не спал, вспоминая ее глаза не злые, не обиженные, просто уставшие. И слова, которые сверлили мозг: «Я таких, как ты, рожала. С любовью».
Теперь я внимательно разглядывал лица пожилых на остановках. Хотел найти ее, хотя и сам не знал зачем. Попросить прощения? Помочь? Хотя бы сказать, что мне стыдно.
Прошла неделя.
Под конец смены я увидел знакомую фигуру у старого рынка маленькую, сгорбленную. Та же авоська, то же пальто.
Я резко остановил автобус, распахнул двери и вышел.
Бабуль прошептал я. Простите. Тогда я был неправ.
Она подняла на меня глаза. И мягко улыбнулась. Без упрека. Без злости.
Жизнь, сынок, всех учит. Главное услышать. А ты услышал.
Я помог ей зайти, усадил на первое место. Достал термос, налил чаю. Ехали молча. Но это было другое молчание теплое, спокойное. Оно будто согрело нас обоих.
С тех пор я всегда носил в кармане несколько жетонов для тех, у кого нет денег на билет. Особенно для бабушек.
Каждое утро перед сменой я вспоминал ее слова. Они стали не просто напоминанием о вине, а уроком оставаться человеком.
Весна пришла внезапно. Снег растаял быстро, и вскоре на остановках появились букетики подснежников бабушки продавали их, по три цветка в целлофане. Я начал узнавать их лица, здороваться, помогать им заходить. Иногда просто улыбался и видел, как это важно для них.
Но ту старушку я не встречал больше.
Искал каждый день. Спрашивал, описывал. Кто-то сказал, будто она жила за кладбищем, за мостом. Я даже ходил туда в выходные без формы, без автобуса. Просто шагал. Искал.
И однажды нашел: скромный деревянный крест с фотографией в овальной рамке. Те же глаза.
Я стоял там долго, молча. Деревья шептались над головой, солнечные лучи пробивались сквозь ветви.
Наутро на переднем сиденье моего автобуса лежал маленький букет подснежников. Я собрал их сам. Рядом поставил картонную табличку, вырезанную от руки:
«Для тех, кого забыли. Но кто не забывал нас.»
Пассажиры читали молча. Кто-то улыбался. Кто-то оставлял монетку. А я просто продолжал ездить. Медленнее. Аккуратнее. Иногда останавливался чуть раньше чтобы бабушка успела подойти.
Теперь я понял: каждая бабушка чья-то мать. Каждая улыбка чье-то спасибо. А каждый «всего пара слов» может изменить жизнь.
