Свекровь вспомнила о внучке через восемь лет — и решила, что может её забрать.
Первый брак стал для меня сущим наказанием. Жених казался заботливым, галантным, но после свадьбы скинул маску. Дмитрий не работал, днями пропадал с дружками во дворах, прикрываясь поисками «перспективного дела». Возвращался затемно, от него разило перегаром, а в холодильнике зияла пустота. Ни гроша, ни поддержки, ни участия — всё тянула я. Работала, таскала тяжёлые сумки, рожала и растила дочь, а он просто существовал рядом. Мёртвым балластом.
Когда Соне исполнился годик, я подала на развод. Не потому что было легко. Потому что больше не могла. Измученная, сжав зубы, я решилась — ради себя и дочери. Тогда мне казалось, впереди лишь тьма. Но я жестоко ошибалась.
Сейчас Соне девять. Она учится в школе, обожает рисовать и мечтает стать художницей. Всё это время её родной отец не давал о себе знать. Ни звонка, ни подарка, ни рубля. Я не требовала алиментов, не просила его участия. Жила, как умела, только ради дочери.
Что касается свекрови, Галины Степановны, я её и в лучшие времена почти не видела. Она не приехала ни на выписку, ни на крестины, ни разу не протянула руку помощи. Пара равнодушных звонков — вот и всё её «бабушкино» участие. Я смирилась — не всем детям везёт с роднёй.
Шли годы. Я встретила Андрея — человека, который показал, что такое настоящая любовь. Мы поженились, родился сын Миша. Андрей с первого дня принял Соню как свою. Она зовёт его «папой», даже не догадываясь, что он не кровный. Я решила пока не раскрывать правду. Пусть у неё будет полная семья. Пусть верит, что её любят — а это чистая правда. Андрей души в ней не чает.
Моя нынешняя свекровь, Валентина Ивановна, — женщина с золотым сердцем. Соню она называет внучкой, балует, обнимает как родную. И дочь отвечает ей тем же. У нас тепло, уют, покой. Всё, чего мне так не хватало раньше.
Но вдруг в нашу жизнь ворвалось прошлое.
Галина Степановна каким-то образом разыскала наш новый адрес. Сначала я подумала — случайность. Но однажды соседка рассказала, что во дворе появилась пожилая женщина: подошла к чужой девочке и начала шептать, будто она её бабушка, а «жестокая мать» не позволяет им видеться. Хорошо, что это была не Соня. Родители той малышки вызвали полицию, а мне передали — незнакомка расспрашивала, где мы живём.
Через день она позвонила. Без стыда, без раскаяния.
— Я бабушка Сони, и ты обязана познакомить нас! Девочке нужны корни, связь с роднёй!
У меня дрожали руки.
— Восемь лет. Восемь лет вам не было до неё дела. Где вы были, когда она болела? Когда делала первые шаги? Где ваши поздравления, подарки?
— Главное, что я теперь здесь. Сначала пусть привыкнет, а потом заберу её к себе. У меня свободная квартира. Надо было раньше забрать, да я тебя пожалела!
Меня затрясло от ярости. Как можно говорить о ребёнке, словно о забытой вещи?
— Послушайте, вы для Сони — чужая. У неё есть бабушка, которую она обожает. Есть папа, который всегда рядом. Вы не имеете права врываться в её жизнь!
— Да она же не твоя! Верни кровь моей семьи! Или забыла, что сама нагуляла?
Я поняла — по-хорошему не получится. И соврала, чтобы защитить дочь:
— Да. Соня не от Дмитрия. Я ему изменила. Вот почему он ушёл. Надеюсь, теперь вы отстаНо ложь не помогла — Галина Степановна лишь злобно рассмеялась и прошипела: «Ты всё равно не спрячешь её от меня, ведь закон на моей стороне,» а потом хлопнула трубкой, оставив меня в тишине с трясущимися руками и одной мыслью — любой ценой защитить своего ребёнка.
