Дверь открылась не сразу. Антонина Петровна успела перевести дух, лишь капли пота, собравшиеся на лбу, продолжали стекать на переносицу. Сначала из-за двери раздался удивлённый возглас, потом щелчок замка, и только тогда на пороге появилась её дочь Леночка.
Мама?! Господи Как ты донесла такие тяжёлые сумки? И зачем? Почему не предупредила?
Высокая, с короткой стрижкой, с недовольной гримасой на лице так встречала её родная дочь, которую Антонина Петровна не видела больше года. Когда Лена приезжала к ним, к старикам? Некогда! Вот Антонина Петровна, подгоняемая тревогой, и решилась на долгую дорогу.
Как взяла, Ленусь, так и донесла, привыкла, ответила мать, перетаскивая сумки через порог. Не с пустыми руками же
Лена не спешила помочь, будто растерялась от неожиданности. Наконец наклонилась, отодвинула одну из сумок, освобождая проход.
Боже, что ты туда напихала, целого кабана, что ли
Её голос звучал гладко, без радости, только досада и растерянность. Она не обняла мать, лишь беспомощно оглядела старомодный чемодан на колёсиках, который стоял посреди лакового паркета, словно артефакт из забытого прошлого.
Антонина Петровна сделала шаг вперёд. Дрожащие пальцы теребили пряжку плаща.
Прости, Ленок Привезла кое-что. Варенье нашему Вовке, аджику, как ты любишь. Всё своё, с папой вырастили голос её дрожал от усталости и звучал виновато.
Лена вздохнула. Глубоко, будто предчувствуя хлопоты. Взгляд её скользнул с чемодана на мать на помятое платье, на платок, съехавший набок, на капли пота на губах.
Антонина Петровна, не дожидаясь ответа, опустилась на кожаную тахту. Сидела прямо, по-старинному, сложив натруженные руки на коленях. Дорога вымотала. Поезд шёл двадцать шесть часов, а потом ещё в метро пришлось протискиваться с этим неуклюжим чемоданом, который норовил застрять в турникетах.
Но как без него? Она никогда не приезжала к дочери с пустыми руками. Никогда. Тем более сейчас, когда не видела её больше года.
Ты что же, телефон сменила? выдохнула Антонина Петровна, оглядываясь. Четыре дня звонила абонент недоступен. У отца к третьему дню давление подскочило, у меня сердце в пятки махнула рукой, отгоняя тревогу. Ну вот! На четвёртый день решаю ехать. Билет взяла через три дня, а тебя как не было, так и нет. Мы с отцом в панике, а потом пока дотащилась до вашей Москвы Что с телефоном-то? Разве можно так стариков пугать? Нам уже за семьдесят, не забыла?
Лена отвела глаза. По её смуглому лицу разлился лёгкий румянец. Она поправила хвост, будто прядь выбилась.
Всё хорошо, мам. Просто номер сменила, закрутилась, забыла сказать проговорила она быстро, глотая слова.
И Вовкин номер не отвечал.
Ему тоже сменила. Мы на другого оператора перешли.
Сидела на жёсткой тахте, Антонина Петровна невольно разглядывала дочь. Леночка Младшенькая, долгожданная. После двух сорванцов такая желанная девочка, в которую вложили всю душу.
Мысли, как всегда, потянулись к сыновьям. Старший, Дмитрий, в Америке. Уехал по работе. Звонит редко, только по праздникам. Родились внуки, которых Антонина Петровна знала лишь по фотографиям на телефоне. Иногда она представляла их голоса, но образы не складывались. Слишком далеко.
Мам, чего притихла? Плохо тебе? голос Лены вырвал её из грустных дум.
Да нет, дочка, просто задумалась. Отхожу с дороги, слабо улыбнулась Антонина Петровна. Как Вовка? Всё спокойно?
Он сейчас на футболе, скоро придёт. Ты может пройдёшь?
Сейчас, отдышусь. Воды принеси.
Лена ушла на кухню, а у Антонины Петровны появилась ещё минутка на воспоминания. Средний сын, Игорь, жил в Казани, но виделись редко. Со снохой, Катей, у них сразу не сложилось. Та была резкая, с острым языком. Антонина Петровна старалась: вязала внучкам платья, пекла пироги, привозила соленья. Но чувствовала не угодишь. То платье не того фасона, то пирог слишком простой. Она не спорила, лишь молилась, чтобы Игорю с ней жилось хорошо.
А за Лену душа болела сильнее всего. Восемь лет назад выдали её замуж за Сергея, работящего парня из соседнего городка. Зажили бы, да только после рождения Вовки что-то пошло не так. Вернулась с малышом к родителям, а потом, оставив годовалого сына на них с Виктором, уехала в Москву учиться и работать. Говорила, что в деревне задыхается.
Ну а Вовка-то наш? Подрос, наверное тихо спросила Антонина Петровна, отпивая воды.
Лицо Лены смягчилось.
Вытянулся, мам. Совсем большой. Тренер хвалит. Только
Она остановилась, сделала вид, что поправляет вазу на тумбе.
Только до сих пор иногда спрашивает, когда поедем к бабушке и деду. Особенно если расстроится. Говорит, у вас пахнет яблоками и пирогами, а тут воняет бензином.
Антонина Петровна закрыла глаза. Она помнила каждую ночь, когда Вовка, уже забранный матерью в город, плакал в трубку и просился домой. Теперь не плачет. Помнила, как её старик, Виктор Иванович, молча курил на крыльце, смахивая украдкой скупую мужскую слезу. Они отдали мальчишке всю свою любовь, а потом его просто забрали, как вещь.
Он должен быть с матерью, убеждала тогда Антонина Петровна больше себя, чем мужа. Так правильно.
Ещё в поезде, глядя на мелькающие за окном леса, она пыталась представить внука. Каким он стал? Если в отца пошёл Сергей был высокий, крепкий, то наверняка вымахал. Виктор Иванович так хотел посмотреть на него, всё просил: «Сфотографируй, мне тут одному скучно будет». Сам бы поехал, да слёг перед её отъездом, подхватил лихорадку. Лишь вчера поднялся
