**Возвращение домой**
Игорь застегнул ремень и машинально поправил спинку кресла. Он летал слишком часто если честно, уже сбился со счёта. Раз в месяц, а то и чаще: конференции, переговоры, короткие командировки, от которых голова кружилась сильнее, чем от дешёвого коньяка. На этот раз всё было особенно буднично: два дня бумажной волокиты, рукопожатия, ужин с партнёрами и обратно в Москву.
Единственное отличие направление. Самолёт летел не в Берлин и не в Питер, а в захолустный городок на юге, где он родился и откуда сбежал двадцать лет назад. С тех пор был там всего дважды: на похоронах отца, потом на маминой могиле. Оба раза рвался обратно, к столичной суете, к своим делам, к жизни, где некогда оглядываться.
Он откинулся на сиденье и закрыл глаза. Вчера в баре с коллегами спорили о какой-то презентации. Кто-то напился и затянул «Владимирский централ». Смешно, но именно этот мотив теперь крутился в голове, сливаясь с гулом двигателей. Он даже усмехнулся.
Вам сок или воду? спросила стюардесса, наклонившись к нему. Улыбка выученная, безликая.
Воду, кивнул он.
Стакан оказался тёплым, будто простоял на солнцепёке. Но пить хотелось.
Сосед справа что-то пробормотал, листая журнал.
Цены как с похмелья, да? поднял он глаза.
Всегда такие, пожал плечами Игорь. За эти деньги можно «Жигули» купить.
Оба усмехнулись, и на миг стало почти по-домашнему.
Самолёт шёл ровно, слегка покачиваясь. Впереди заплакал ребёнок, но мать быстро убаюкала его. Кто-то щёлкал светом над головой, пытаясь поймать уголок освещения. Девушка через проход хихикала в телефон экран выхватывал её лицо из темноты, делая моложе, чем оно было.
Игорь повернулся к иллюминатору. Ожидал увидеть хоть огонёк деревни внизу, полоску шоссе, мерцание звезды. Но за стеклом только густая, глухая тьма. Будто чёрную плёнку приклеили к окну.
Темнота, хоть глаз выколи, заметил сосед, заглядывая через плечо.
Игорь пожал плечами:
Ночь как ночь.
Но внутри уже шевельнулось что-то неприятное. Ночь всегда живая. А эта пустота.
Он проверил телефон. Сеть пропала. Ну да, самолёт. Привычка тыкаться в экран, ждать сообщения от сына. «Хотя бы смайлик», подумал он и, усмехнувшись себе, заблокировал экран.
Тоже не ловит? снова сосед.
Не ловит, кивнул Игорь. Тут и не должно.
Ага, тот вернулся к журналу, водил пальцем по рекламе дублёнок, будто ощупывал ткань.
Самолёт слегка качнуло. Турбулентность, ничего страшного. Но вода в стакане задрожала, круги пошли слишком ровные, будто по ней стучали невидимым пальцем.
Из соседнего ряда донеслись слова:
Ты уверена, они нас встретят?
Конечно, звонила. Сказали: ждите у выхода.
«Ждите» застряло в голове. Игорь прижался лбом к стеклу. Там по-прежнему ничего. Ни искры, ни намёка на свет. Чёрная материя, обволакивающая самолёт.
Он вдруг вспомнил мать. Ту, что лежала на кладбище уже десять лет. Помнил, как в чёрном пальто стоял у могилы, а в голове звучал её смех. И сейчас, глядя в иллюминатор, ему почудилось: «Игорёк» он дёрнулся, будто от удара током.
Всё в порядке? сосед встревожился.
Игорь моргнул:
Просто вспомнил кое-что.
А, кивнул тот. Главное не думай о турбулентности.
Он попытался читать, но буквы расплывались. Строчки убегали, и он снова уставился в тёмное стекло. Что там должно быть? Ночь как ночь.
Сосед хмыкнул, листая журнал:
Шесть тысяч евро за часы. За такие деньги «Ладу» купишь.
Угу, вежливо улыбнулся Игорь, хотя смешного не было.
Из прохода донеслось:
Она сказала: «Жди нас к обеду».
И тут же второй голос:
Моя тоже: «Жди нас к обеду».
Совпадение? Но от этого «жди» внутри похолодело. Он снова глянул в иллюминатор и увидел лишь своё отражение: бледное, усталое. Ни намёка на мир за стеклом.
***
Капитан Морозов перевёл взгляд с приборов на лобовое стекло. Там не было ничего. Даже в безлунную ночь просветы, звёзды, горизонт. Сейчас только чёрный экран, будто кабину заперли в ангаре.
Может, в облаках? неуверенно предложил он.
На такой высоте? второй пилот поднял брови. И радар пустой.
Солнечная буря, пробормотал Морозов. Плазменные слои
Тогда должны быть помехи.
Вот они, он ткнул в рацию, где шипела тишина.
Оба понимали: это не сбой. За двадцать лет таких не было.
Второй пилот прильнул к окну:
Может, снег внизу? Мы его не видим?
Снег светится, покачал головой Морозов. А это чёрное.
Они перепроверили приборы. Всё работало. Мира за стеклом просто не существовало.
Если гроза понятно. Если океан тоже. Но это не ночь, прошептал второй пилот. Ночь всегда дышит.
Дышит, согласился Морозов.
Он взял микрофон:
Уважаемые пассажиры, продолжаем полёт. Навигация временно недоступна, но ситуация под контролем.
Тишина в наушниках. Снаружи та же чёрная стена.
***
Объявление повисло в воздухе. Сосед Игоря швырнул журнал:
«Недоступна»? Мы что, заблудились?
Девушка в свитере с медведями заплакала. Мужчина в костюме орал на стюардессу:
У меня пересадка! Свяжитесь с землёй!
Ребёнок зашёлся в плаче. Мать прижимала его, гладила слишком часто, словно пыталась вдохнуть в него жизнь.
А сзади кто-то смеялся. Надрывно, как заведённая пружина.
Игорь смотрел и чувствовал странное спокой
